Зверинец
(фантастический рассказ, печатается с сокращениями)
- Барсик!
Николай Колчин, которого все называли просто Кыля, дернулся и со стоном перевернулся на другой бок.
- Барсик, Барсик, Барсик...
Это было издевательством. Какого, спрашивается, черта орать под окнами? Надрываться, зовя гуляку-кота! Ну, гуляет себе, так и пусть гуляет, когда есть захочет - сам придет. Так, нет же, соседка - дура - делать ей нечего, взяла за правило орать на всю улицу...
- Барсик!!!
- О, Господи! - взмолился Кыля, открывая глаза. - Когда же это закончится!
Урезонивать соседку бесполезно. Она Кылю даже слышать не хотела. На дворе - день, имеет право. Но Колчин-то отработал сутки. И не каким-то там охранником, а дежурным по инкассации, что подразумевало организацию работы трех десятков маршрутов, прием и выдача оружия, раций, сумок с деньгами, заполнение массы документов... Поспать ночью удалось от силы часа четыре - на стульях и в одежде. К тому же два раза просыпался из-за расшумевшихся крыс...
Шутки шутками, а однажды в его смену крыса укусила охранника за мочку уха. Тот, задремавший в коридоре - тоже на стульях, так на пол и свалился. Спросонья подумал, что его током ударило. Но при чем здесь ток - поблизости ни проводов оголенных, ни даже розетки. Зато на мочке уха отчетливый такой "вампирский" укус и кровь. Утром позвонили в скорую, объяснили, что да как, но медики так и не приехали, а перезванивать не стали, понадеялись, что обойдется. Обошлось.
Одно время крысы повадились навещать квартиру Колчина, которая была на первом этаже обычной хрущевки на набережной. На кухне, за газовой плитой крысы прогрызли пол, и время от времени устраивали шоу. То по бельевой веревке на передних лапах к развешанной сушиться вобле подберутся, то провод от холодильника перегрызут, то хлебницу распотрошат. Однажды все та же соседка-дура в дверь позвонила и сказала Кыле, что у него на кухне крыса на форточке сидит. Как же та крыса пищала, когда он ее форточкой прихлопнул!
Кыля не считал, сколько всего перебил в собственной квартире крыс - много. Иногда ночью специально затаивался на кухне с рашпилем в руках, чтобы уничтожить очередную обнаглевшую тварь. Но однажды, когда увидел сразу двух маленьких светленьких крысят, рука у Кыли дрогнула, и вместо того, чтобы привычно задействовать рашпиль, он подбросил хвостатым хлеба.
Удивительно, но с тех пор крысы посещать его квартиру перестали. Зато повадились мыши. Но они особо не досаждали, не шумели.
Муравьи и тараканы, которые то появлялись, то пропадали, Кылю вообще не волновали. Комары - другое дело, как-то даже под Новый год искусали. С ними он боролся всякими современными средствами. Сложнее было с воронами - порой так раскаркаются, что хоть отстреливай. Охотничья двустволка у Кыли имелась, но не палить же из него в центральном округе Москвы - штрафанут, да еще ружье конфискуют. Он купил рогатку, которой до сих пор ни разу не воспользовался - деревьев во дворе было много, но если он даже замечал среди веток и листвы опостылевших каркуш, то стоило открыть окно, как они тут же улетали, как чувствовали опасность.
С кошками у Кыли был мир; будучи заядлым рыбаком, он постоянно возвращался домой с окуньками и другой рыбешкой - для того же Барсика. А вот собаки иногда доставали. Как начнут под окнами лаять или выть - сил нет. Не один раз приходилось Кыли вставать среди ночи и выходить на улицу, чтобы, имитируя, как поднимает с земли камень, прогнать кобелей-сук...
Но вся эта живность и шумевшие под окнами машины не так раздражали Колчина, как двуногий "Зверинец" - так он называл соседей по дому, собиравшихся на лавочке под его окном!
Раздражали не только соседи, но и бомжи, проникавшие в подъезд, распространявшие зловоние и заразу; и скандалящая на улице пьянь; и гогочущая ночь напролет молодежь; и дворник, начинавший мести улицу в шесть утра; и сантехники, минимум раз в неделю, приезжавшие по вызову и начинавшие возиться с канализационным колодцем, чтобы устранить очередной засор; и дети, которые галдят, да еще и под самым окном с мячом резвятся...
Сантехники, конечно же, делали нужное дело, но зачем же так орать, когда ты всего-навсего трос в недра колодца запихиваешь, зачем людей будить? Нельзя, что ли по-тихому работу выполнить! Детям Кыля грозил из окна пальцем и убеждал идти играть в мяч на школьную площадку; бомжей от своего подъезда со временем отвадил, не мудрствуя лукаво, угрожая двустволкой; в отношении местных алкоголиков пришлось пару раз вызвать милицию - помогло; с молодежью приходилось разбираться тет-а-тет, выходить на улицу и по-людски объяснять, что во дворе слишком сильная акустика, а спать хочется - обычно тоже помогало; на дворника, плохо понимавшего по-русски, пришлось жаловаться в ЖЭК...
А на соседа с четвертого этажа кому жаловаться? Который на Шелепихе, в этой хрущевке с момента ее постройки живет, и который на одно ухо глухой, зато очень любит поговорить с тем же дворником. Очень громко рассказывать, сколько рыбы поймал в реке, до которой от подъезда пешком - три минуты. Кыля там не рыбачил принципиально. Ну, какой интерес забрасывать спиннинг, глядя на многоэтажки и слушая близкий шум машин!
Глухого он на дух не выносил даже не за то, что тот ловил не удочкой или спиннингом, а добывал рыбу сеточными экранами, после чего продавал у метро "Полежаевская", выдавая за экологически чистый продукт. Глухой был так жаден, что ни разу не угостил даже самой маленькой рыбешкой того же Барсика. Более того, однажды Кыля стал свидетелем, как сосед врезал гуляке-коту ногой в живот, словно футбольный мяч наподдал. Если бы хозяйка Барсика такое увидела, она бы Глухого убила.
Кыля не поленился - встретил Глухого в подъезде и предупредил, что если нечто подобное повторится, сосед оглохнет и на второе ухо. Дня через два, ни свет ни заря Кыля вскочил с кровати от дикого кошачьего взвизга. Высунулся в окно и успел заметить удаляющегося по направлению к реке Глухого... Днем, когда пошел за пивом, увидел у песочницы на детской площадке Барсика - грозу местного кошачьего племени. Только вид у гуляки-кота был донельзя жалкий: уши прижаты, хвост по земле волочится. Не иначе это Глухой на хвост наступил, а, скорее всего, дверью перебил.
Помимо пива и вяленого леща, Кыля купил мороженого минтая. На обратном пути завернул на детскую площадку и подбросил рыбку инвалиду. Барсик - только этого и ждал - впился зубами минтаю в голову, утащил за песочницу, но тут же вернулся и лизнул кормильцу руку, которой он собрался его погладить. Кыля усмотрел в этом что-то сравни благородству, что ли. Положил-таки ладонь Барсику на голову - теперь уже не погладить, а как-то, может быть, проникнуться с котом сознанием. На какое-то мгновение Кыле показалось, что проникнулся...
Но каким бы ни был для Колчина неприятным человеком Глухой, больше всего его напрягали другие соседи - тот самый Зверинец. Соседи не были плохими людьми, просто Кыля их не понимал и, сколько ни старался, понять не мог. Они не мешали ему спать ночью, как те же бомжи-крысы-алкоголики-собаки-вороны; они не будили его рано утром, как метущий тротуар дворник и зовущая Барсика соседка; они просто собирались вечерами у лавочки перед подъездом Кыли и проводили время, покуривая, попивая вино и пиво и треплясь о том о сем.
Все они были немного моложе Кыли - три женщины и один мужик, который работал таксистом. Иногда вокруг них кучковались дети, добавляя в общий базар свою толику. Имен соседей Кыля не помнил, и, скорее всего, не узнал бы их в лицо, встретив на улице в другом месте. Зато они, кажется, знали всю его подноготную. Ну, прям, как старушки шелепихинские. Старушкам-то простительно, они в другое время росли, им больше ничего делать не остается, как у подъездов сплетничать. Но почему Зверинец-то старушенциям уподобляется?!
Кыля, как и многие его друзья, всегда чем-то занимался: рыбалка-охота, ягоды-грибы, футбол-хоккей, музыка-книги, филателия-нумизматика, преферанс-шашки-шахматы-нарды-домино-пинг-понг. И хорошее кино Кыля любил, и по случаю театр посещал с удовольствием. Разве что в политике не разбирался.
Так и Зверинец не разбирался. Периодически Кыля был вынужден выслушивать, о чем они гутарят - акустика-то во дворе - о-го-го! О всякой фигне его милейшие соседи гутарили: знакомых обсуждали, разные покупки, вредность начальства... Каждый день одно и то же, на лавочке под его окном.
Как же Кыля ненавидел эту лавочку!!! Вот взял бы, да и сжег. Или разломал к чертям собачьим, или облил каким-нибудь креозотом, чтобы присевший на нее потом не отмылся. Так ведь опять же нельзя - добрейшей души соседи сразу вычислят, кто диверсант. Здесь и вычислять не надо - Колчин не раз во всеуслышание заявлял, что мечтает от этой лавочки избавиться.
Не раз и не два Кыля пытался объяснить этим людям прелесть точно такого же отдыха, но не у подъезда, а на природе, на набережной, до которой всего-то шагов сто. Там, если спуститься к самой воде, и костер можно было разжечь, шашлычки приготовить, и орать в голос, никому не мешая, а посидеть вместо лавочки можно было на поваленных деревьях.
Зверинец его не понимал: наш подъезд, наша лавочка, имеем право. Да, право они имели, только не хотели учитывать, что окна их квартир на четвертом-пятом этажах, а у кого-то вообще на противоположную сторону выходят. А у Кыли - вот они окна - до лавочки доплюнуть можно.
И ладно там бабы, но таксист-то, муж одной из них, что хорошего нашел для себя в таком времяпрепровождении?! И ладно бы он с ними пил хотя бы пиво, так нет, давно завязал таксист с алкоголем - по его же собственным словам, ему достаточно пятьдесят капель принять, чтобы разбуяниться, а в тюрьму не хочется.
Ну, допустим, один разок можно с подругами жены лясы поточить, но он с ними каждый вечер - чего-то рассказывает, чему-то ржет в голос. При этом по телевизору могут показывать бокс, баскетбол, чемпионат мира по футболу, когда все нормальные мужики от экранов оторваться не могут. Таксисту же подобные мужские радости по барабану. Странный человек. А, может, и не человек вовсе. Какой-нибудь инопланетянин. С себе подобными на своем языке обсуждает неземные проблемы, и все человеческое им глубоко чуждо...
- Барсик!
Вот не хотел сегодня Кыля пить, но, видимо, придется. Вообще-то до следующей смены у него больше двух суток, так что можно себе позволить. Правда, завтра утром он собирался с лучшим другом Лехой Леонидычем смотаться за грибами под Звенигород. Говорят, пошли первые опята, а такой случай упускать нельзя.
Да, сейчас лучше выпить, чтобы нервы успокоить, и перестать думать, каким бы наиболее изощренным способом изничтожить и Глухого, и Кошатницу, и весь Зверинец.
Еще больше успокаивало Кылю купание в Москва-реке.
Не просто купание, он взял за правило Москву-реку переплывать. И не просто переплывать, а со стограммовой бутылочкой водки в руке, чтобы опустошить ее на противоположном берегу, отдыхая и наслаждаясь сравнительной тишиной. Сюда могли добраться только такие же, как он пловцы, потому что и выше, и ниже по течению проход к реке был невозможен из-за заборов с колючей проволокой. Вроде бы, Москва - вон они, многоэтажки и краны Западного речного порта, а тут - почти километровая "глухомань".
Потому-то и облюбовала эту глухомань семейка бобров, невесть каким образом сюда добравшаяся. Кыля был поражен, когда, в очередной раз переплыв Москву-реку, увидел поваленную в воду иву, ствол которой невысоко от земли - словно песочные часы. Как опытный охотник, он, конечно же, сообразил, что это проделки бобрового племени, а бобров он очень даже уважал. В отличие от Лехи Леонидыча, который однажды на рыбалке оступился в бобровую тропу, расшиб локоть, да еще и спиннинговую катушку сломал.
Продолжение следует.
Евгений Константинов, г. Москва
- Барсик!
Николай Колчин, которого все называли просто Кыля, дернулся и со стоном перевернулся на другой бок.
- Барсик, Барсик, Барсик...
Это было издевательством. Какого, спрашивается, черта орать под окнами? Надрываться, зовя гуляку-кота! Ну, гуляет себе, так и пусть гуляет, когда есть захочет - сам придет. Так, нет же, соседка - дура - делать ей нечего, взяла за правило орать на всю улицу...
- Барсик!!!
- О, Господи! - взмолился Кыля, открывая глаза. - Когда же это закончится!
Урезонивать соседку бесполезно. Она Кылю даже слышать не хотела. На дворе - день, имеет право. Но Колчин-то отработал сутки. И не каким-то там охранником, а дежурным по инкассации, что подразумевало организацию работы трех десятков маршрутов, прием и выдача оружия, раций, сумок с деньгами, заполнение массы документов... Поспать ночью удалось от силы часа четыре - на стульях и в одежде. К тому же два раза просыпался из-за расшумевшихся крыс...
Шутки шутками, а однажды в его смену крыса укусила охранника за мочку уха. Тот, задремавший в коридоре - тоже на стульях, так на пол и свалился. Спросонья подумал, что его током ударило. Но при чем здесь ток - поблизости ни проводов оголенных, ни даже розетки. Зато на мочке уха отчетливый такой "вампирский" укус и кровь. Утром позвонили в скорую, объяснили, что да как, но медики так и не приехали, а перезванивать не стали, понадеялись, что обойдется. Обошлось.
Одно время крысы повадились навещать квартиру Колчина, которая была на первом этаже обычной хрущевки на набережной. На кухне, за газовой плитой крысы прогрызли пол, и время от времени устраивали шоу. То по бельевой веревке на передних лапах к развешанной сушиться вобле подберутся, то провод от холодильника перегрызут, то хлебницу распотрошат. Однажды все та же соседка-дура в дверь позвонила и сказала Кыле, что у него на кухне крыса на форточке сидит. Как же та крыса пищала, когда он ее форточкой прихлопнул!
Кыля не считал, сколько всего перебил в собственной квартире крыс - много. Иногда ночью специально затаивался на кухне с рашпилем в руках, чтобы уничтожить очередную обнаглевшую тварь. Но однажды, когда увидел сразу двух маленьких светленьких крысят, рука у Кыли дрогнула, и вместо того, чтобы привычно задействовать рашпиль, он подбросил хвостатым хлеба.
Удивительно, но с тех пор крысы посещать его квартиру перестали. Зато повадились мыши. Но они особо не досаждали, не шумели.
Муравьи и тараканы, которые то появлялись, то пропадали, Кылю вообще не волновали. Комары - другое дело, как-то даже под Новый год искусали. С ними он боролся всякими современными средствами. Сложнее было с воронами - порой так раскаркаются, что хоть отстреливай. Охотничья двустволка у Кыли имелась, но не палить же из него в центральном округе Москвы - штрафанут, да еще ружье конфискуют. Он купил рогатку, которой до сих пор ни разу не воспользовался - деревьев во дворе было много, но если он даже замечал среди веток и листвы опостылевших каркуш, то стоило открыть окно, как они тут же улетали, как чувствовали опасность.
С кошками у Кыли был мир; будучи заядлым рыбаком, он постоянно возвращался домой с окуньками и другой рыбешкой - для того же Барсика. А вот собаки иногда доставали. Как начнут под окнами лаять или выть - сил нет. Не один раз приходилось Кыли вставать среди ночи и выходить на улицу, чтобы, имитируя, как поднимает с земли камень, прогнать кобелей-сук...
Но вся эта живность и шумевшие под окнами машины не так раздражали Колчина, как двуногий "Зверинец" - так он называл соседей по дому, собиравшихся на лавочке под его окном!
Раздражали не только соседи, но и бомжи, проникавшие в подъезд, распространявшие зловоние и заразу; и скандалящая на улице пьянь; и гогочущая ночь напролет молодежь; и дворник, начинавший мести улицу в шесть утра; и сантехники, минимум раз в неделю, приезжавшие по вызову и начинавшие возиться с канализационным колодцем, чтобы устранить очередной засор; и дети, которые галдят, да еще и под самым окном с мячом резвятся...
Сантехники, конечно же, делали нужное дело, но зачем же так орать, когда ты всего-навсего трос в недра колодца запихиваешь, зачем людей будить? Нельзя, что ли по-тихому работу выполнить! Детям Кыля грозил из окна пальцем и убеждал идти играть в мяч на школьную площадку; бомжей от своего подъезда со временем отвадил, не мудрствуя лукаво, угрожая двустволкой; в отношении местных алкоголиков пришлось пару раз вызвать милицию - помогло; с молодежью приходилось разбираться тет-а-тет, выходить на улицу и по-людски объяснять, что во дворе слишком сильная акустика, а спать хочется - обычно тоже помогало; на дворника, плохо понимавшего по-русски, пришлось жаловаться в ЖЭК...
А на соседа с четвертого этажа кому жаловаться? Который на Шелепихе, в этой хрущевке с момента ее постройки живет, и который на одно ухо глухой, зато очень любит поговорить с тем же дворником. Очень громко рассказывать, сколько рыбы поймал в реке, до которой от подъезда пешком - три минуты. Кыля там не рыбачил принципиально. Ну, какой интерес забрасывать спиннинг, глядя на многоэтажки и слушая близкий шум машин!
Глухого он на дух не выносил даже не за то, что тот ловил не удочкой или спиннингом, а добывал рыбу сеточными экранами, после чего продавал у метро "Полежаевская", выдавая за экологически чистый продукт. Глухой был так жаден, что ни разу не угостил даже самой маленькой рыбешкой того же Барсика. Более того, однажды Кыля стал свидетелем, как сосед врезал гуляке-коту ногой в живот, словно футбольный мяч наподдал. Если бы хозяйка Барсика такое увидела, она бы Глухого убила.
Кыля не поленился - встретил Глухого в подъезде и предупредил, что если нечто подобное повторится, сосед оглохнет и на второе ухо. Дня через два, ни свет ни заря Кыля вскочил с кровати от дикого кошачьего взвизга. Высунулся в окно и успел заметить удаляющегося по направлению к реке Глухого... Днем, когда пошел за пивом, увидел у песочницы на детской площадке Барсика - грозу местного кошачьего племени. Только вид у гуляки-кота был донельзя жалкий: уши прижаты, хвост по земле волочится. Не иначе это Глухой на хвост наступил, а, скорее всего, дверью перебил.
Помимо пива и вяленого леща, Кыля купил мороженого минтая. На обратном пути завернул на детскую площадку и подбросил рыбку инвалиду. Барсик - только этого и ждал - впился зубами минтаю в голову, утащил за песочницу, но тут же вернулся и лизнул кормильцу руку, которой он собрался его погладить. Кыля усмотрел в этом что-то сравни благородству, что ли. Положил-таки ладонь Барсику на голову - теперь уже не погладить, а как-то, может быть, проникнуться с котом сознанием. На какое-то мгновение Кыле показалось, что проникнулся...
Но каким бы ни был для Колчина неприятным человеком Глухой, больше всего его напрягали другие соседи - тот самый Зверинец. Соседи не были плохими людьми, просто Кыля их не понимал и, сколько ни старался, понять не мог. Они не мешали ему спать ночью, как те же бомжи-крысы-алкоголики-собаки-вороны; они не будили его рано утром, как метущий тротуар дворник и зовущая Барсика соседка; они просто собирались вечерами у лавочки перед подъездом Кыли и проводили время, покуривая, попивая вино и пиво и треплясь о том о сем.
Все они были немного моложе Кыли - три женщины и один мужик, который работал таксистом. Иногда вокруг них кучковались дети, добавляя в общий базар свою толику. Имен соседей Кыля не помнил, и, скорее всего, не узнал бы их в лицо, встретив на улице в другом месте. Зато они, кажется, знали всю его подноготную. Ну, прям, как старушки шелепихинские. Старушкам-то простительно, они в другое время росли, им больше ничего делать не остается, как у подъездов сплетничать. Но почему Зверинец-то старушенциям уподобляется?!
Кыля, как и многие его друзья, всегда чем-то занимался: рыбалка-охота, ягоды-грибы, футбол-хоккей, музыка-книги, филателия-нумизматика, преферанс-шашки-шахматы-нарды-домино-пинг-понг. И хорошее кино Кыля любил, и по случаю театр посещал с удовольствием. Разве что в политике не разбирался.
Так и Зверинец не разбирался. Периодически Кыля был вынужден выслушивать, о чем они гутарят - акустика-то во дворе - о-го-го! О всякой фигне его милейшие соседи гутарили: знакомых обсуждали, разные покупки, вредность начальства... Каждый день одно и то же, на лавочке под его окном.
Как же Кыля ненавидел эту лавочку!!! Вот взял бы, да и сжег. Или разломал к чертям собачьим, или облил каким-нибудь креозотом, чтобы присевший на нее потом не отмылся. Так ведь опять же нельзя - добрейшей души соседи сразу вычислят, кто диверсант. Здесь и вычислять не надо - Колчин не раз во всеуслышание заявлял, что мечтает от этой лавочки избавиться.
Не раз и не два Кыля пытался объяснить этим людям прелесть точно такого же отдыха, но не у подъезда, а на природе, на набережной, до которой всего-то шагов сто. Там, если спуститься к самой воде, и костер можно было разжечь, шашлычки приготовить, и орать в голос, никому не мешая, а посидеть вместо лавочки можно было на поваленных деревьях.
Зверинец его не понимал: наш подъезд, наша лавочка, имеем право. Да, право они имели, только не хотели учитывать, что окна их квартир на четвертом-пятом этажах, а у кого-то вообще на противоположную сторону выходят. А у Кыли - вот они окна - до лавочки доплюнуть можно.
И ладно там бабы, но таксист-то, муж одной из них, что хорошего нашел для себя в таком времяпрепровождении?! И ладно бы он с ними пил хотя бы пиво, так нет, давно завязал таксист с алкоголем - по его же собственным словам, ему достаточно пятьдесят капель принять, чтобы разбуяниться, а в тюрьму не хочется.
Ну, допустим, один разок можно с подругами жены лясы поточить, но он с ними каждый вечер - чего-то рассказывает, чему-то ржет в голос. При этом по телевизору могут показывать бокс, баскетбол, чемпионат мира по футболу, когда все нормальные мужики от экранов оторваться не могут. Таксисту же подобные мужские радости по барабану. Странный человек. А, может, и не человек вовсе. Какой-нибудь инопланетянин. С себе подобными на своем языке обсуждает неземные проблемы, и все человеческое им глубоко чуждо...
- Барсик!
Вот не хотел сегодня Кыля пить, но, видимо, придется. Вообще-то до следующей смены у него больше двух суток, так что можно себе позволить. Правда, завтра утром он собирался с лучшим другом Лехой Леонидычем смотаться за грибами под Звенигород. Говорят, пошли первые опята, а такой случай упускать нельзя.
Да, сейчас лучше выпить, чтобы нервы успокоить, и перестать думать, каким бы наиболее изощренным способом изничтожить и Глухого, и Кошатницу, и весь Зверинец.
Еще больше успокаивало Кылю купание в Москва-реке.
Не просто купание, он взял за правило Москву-реку переплывать. И не просто переплывать, а со стограммовой бутылочкой водки в руке, чтобы опустошить ее на противоположном берегу, отдыхая и наслаждаясь сравнительной тишиной. Сюда могли добраться только такие же, как он пловцы, потому что и выше, и ниже по течению проход к реке был невозможен из-за заборов с колючей проволокой. Вроде бы, Москва - вон они, многоэтажки и краны Западного речного порта, а тут - почти километровая "глухомань".
Потому-то и облюбовала эту глухомань семейка бобров, невесть каким образом сюда добравшаяся. Кыля был поражен, когда, в очередной раз переплыв Москву-реку, увидел поваленную в воду иву, ствол которой невысоко от земли - словно песочные часы. Как опытный охотник, он, конечно же, сообразил, что это проделки бобрового племени, а бобров он очень даже уважал. В отличие от Лехи Леонидыча, который однажды на рыбалке оступился в бобровую тропу, расшиб локоть, да еще и спиннинговую катушку сломал.
Продолжение следует.
Евгений Константинов, г. Москва