Зовет весенний лед!

Миг удачи

Просыпаюсь затемно. В землянке холодно, и в углах на закопченных бревнах махрится иней. В печке не осталось ни одного теплого уголька, и мне приходится разжигать заново. Но у меня припасен свиток бересты; там же, рядом с печкой, лежит ворох сухого смолья. Посветлу еще вечером нашел я на берегу сосновый пенек, седой от старой окаменевшей смолы. Пластины сухого дерева просвечивают на свету, как жирный рыбий балык, и загораются от спички, потрескивая и хвойно дыша. Можно обойтись и без бересты.

Когда печка загудела и стало жарко, я выхожу из землянки. Ветер стих. Над мелколесьем холодно горят звезды. От далекого Козьмодемьянска видно зарево, а на востоке уже прорезалась сквозь тьму алая полоса, придавленная тяжелым морозным небом.

Пока кипятил чай, грел картошку с тушенкой, дремал у горячей печки, пришел день, ясный и тихий. Синий поутру наст зазолотился и стал ослепительно белым, нестерпимым для глаз. Пора на лед.

Возвращаюсь к своим вчерашним лункам, рядом с вереницей жерлиц, и начинаю таскать одну за другой сорожку с ладошку, густеру и окуней. Вскоре мне надоедает это занятие. Ухожу в сторону от мелководья и пробуриваю лунку метрах на шести глубины, по той же линии-руслу, где стоят жерлицы. Насаживаю мочку мотыля на довольно крупную "уралку" и на крючок с поводком выше мормышки. Здесь есть течение.

Полчаса сижу у неподвижного кивка и уже с унынием оглядываюсь по сторонам. Но тут кивок резко согнулся, выпрямился и закивал часто и дробно. Подсекаю и чувствую рывки сильной рыбины. С трудом завожу ее в лунку, нащупываю рукой и выбрасываю на лед. Лещ!.. Снимаю рыбину и поправляю насадку на крючках хитрой донки. Снова сижу и жду поклевку, но "высиживаю" лишь пару ершей да густеру граммов на двести. А тут флажки жерлиц "заиграли". Щука пошла по-весеннему упориста, зло-весела и тяжела. Стало не до ловли мелочи на мормышку.

В полдень солнце выкатилось в зенит по-летнему, и я, наломав жердин на острове, расстилаю их на льду и, раздевшись до пояса, загораю.

К вечеру подморозило. На синий наст легли длинные тени. Воздух остекленел и остановился. Стал прозрачным и по-весеннему вкусным от запаха первых проталин на островах, талой воды и дымка от печек-буржуек. Солнце ушло за горизонт малиново-красное и злое от мороза. Пора и мне к теплу. В землянке у горячей печки чувствую, как жжет-печет лицо. Надо же, загорел?..

Щука-коряга

Рассвет занимался в сыром терпком тумане, где вязли все звуки, приобретая насморочную чахлую немочь, которую не могли пробить даже удары топора по сухому дереву. Словно в ответ, затюкали топориком где-то на дальних островах, тоже глухо, без обычного раската по мокрым сейчас мелколесьям.

Мы разводим большой костер, скорее похожий на пожар, и от нас парит почти по-банному. Пьем чай и идем к жерлицам. Флажок одной из них поднят, и около него суетится ворона, заинтересованно поклевывая обвисшую сырую ткань.

- Кы-ш-ш! - машем руками и бежим к снасти.

- Эта воровка, наверное, сдернула флажок, - ворчит отец, хватаясь за леску.

Нет, хватка была: выпутываем из коряг крупного налима.

Часам к девяти поднимается еще один флажок. Взвизгнула катушка и без паузы закрутилась безостановочно, постукивая на гнутой оси. Бежим сломя голову, разбрызгивая "химчулками" снежную хлябь. Отец не торопится: вываживает, томит рыбину, кряхтит над лункой, как над миской наваристого борща. Мне одновременно смешно и досадно.

- Ну, чего пляшешь-то? Суй багорик. Там она, крупная вроде, - рокочет отец, удерживая дергающуюся леску.

Подбагриваю и выволакиваю на лед...щучонку килограмма на полтора. К ее пятнистому боку петлей из лески словно пришпилило увесистую корягу, облепленную ракушками.

- С довеском, значит... - чешет в затылке отец.

Но времени на раздумья нет. Торчит флажок еще одной жерлицы. Бежим к ней, бросив пойманную щуку на лед, так и не отцепив тройник.

Но там лишь сорван живец, и мы возвращаемся обратно. Щуки на льду не было. Не вороны же ее унесли?! Ага, ясно... Леска уходила в лунку. Видимо, поплясав на льду, щука благополучно избавилась от коряги и нырнула обратно, найдя открытую лунку. Но от тройника ей избавиться не удалось. Ворча, возимся с поимкой беглянки. Это какое-то невезение! Щука опять где-то отыскала корягу и захлестнулась за нее леской. Ни с места...

- Ну нет, голубушка! - свирепеет отец. - Теперь я тебя из принципа..!

Он приволакивает откуда-то длинную жердину, а я бурю лунки по направлению лески. Здесь мелко, и мы тычем, цепляем палкой леску в разных положениях и режимах: то натягиваем с резким отпуском, то тормошим мелкими толчками. Когда нам все это уже порядком надоело, леска неожиданно свободно подалась вверх, и на ней вяло заходила беглая щука. Скорей всего, ей самой все надоело до чертиков, и она махнула хвостом: мол, да пропади все пропадом, сдаюсь!..

И вот уже бьется на льду эта хитрая дважды пойманная щука. Вынимаем из нее тройник и убираем зубастую бестию, а то как бы в третий раз не пришлось ее вылавливать...

На быстрой реке

Здесь, кажется, еще зима. Слегка морозит, и уже по-вечернему синеют берега в тени леса. Э-э, зима зимой, но ниже по течению, где виднеется островок, русло пересекает вереница темных пятен. Это, несомненно, промоины. У быстрой реки свои законы. Вначале осторожно спускаемся на лед и пробуриваем пару сигнальных лунок.

Жерлицы выставляем совсем рядом с обрывистым берегом. Дальше - струя, где течение поднимает даже тяжелые грузила жерлиц. И массивный отцеп не может опуститься на дно, настолько стремительно течение.

Едва расставили жерлицы, как Пашка уже кричит:

- Саня, подъем!..

- Где?! - не верю.

- Да вон последняя, за бугром тебе не видно!..

Привстаю... Точно: трепещет флажок на самой последней жерлице, неподалеку от вышупомянутых промоин. Иду осторожно, не тороплюсь, пусть заглотает... А катушка уже свистит, раскручиваясь. Пришлось и мне поторопиться. Но пока я подбегал, леска была смотана до конца, и жерлица тряслась, как в испуге. Подсекаю!.. Что-то живое ударило в руку и зависло на леске упруго и тяжело. Вскоре на льду зашлепала мокрым хвостом увесистая щука.

Потемну уже, уходя на базу, живцов опускаем на дно. Если не повыбивали налима электрудочкой, то должен он быть здесь, в этой яме-бокалде, где торчат пики еловых коряжин.

Поутру торопимся на лед. А там из десяти выставленных жерлиц восемь "сработало" и алеют гордо вскинутыми флажками. С этих самых восьми сработавших сняли только три средних налима. Причем одного я долго выпутывал из коряг. Леску остальных пришлось рвать. Ошибка была очевидна. Катушки щучьих жерлиц были оснащены двенадцатью метрами лески. Для налима - любителя коряг - это много. Достаточно было оставить два-три метра свободного хода, и результат был бы другой.

Следующей ночью мы ходим к жерлицам. Снимаем еще пять налимов, один из которых по весу тяжелее килограмма. Слушаем ночь: шорох морозистых звезд, тонкий вой-тоску одинокого волка на горельнике, сопенье и тяжелый шаг кабаньей семьи на кормовой тропе. Или, может быть, только кажется?..

На следующий день солнце палило по-летнему, снег раскисал на глазах, и верхний слой льда падал под ногами. Вместе с этим льдом падало у меня настроение. Нехорошее предчувствие давило где-то под селезенкой, а может быть, в пятках...

- Поплывем, Пашка. И жерлицы не снимем. Сейчас с каждым часом вымывает лед.

- Нет, толстый еще лед, - уверен товарищ.

Тем не менее, я беру с собой пешню. Предчувствия мои оправдались, а может быть, просто опыт подледного "купальщика" предостерегал, но уже на выходе с берега ноги провалились по колено. Первый слой льда рассыпался, брызнула снеговая каша, и ноги нащупали второй слой, но и он оказался уже рыхлым.

Перебравшись на более плотный материковый лед, идем к жерлицам. Не ленюсь бить пешней, хотя место хоженое не раз. У одной из жерлиц на самой нашей тропе, где еще накануне бегали, нога проваливается в дырку. Видно, как внизу стремительно несется черная вода.

Вот только что тыкал пешней, в двадцати сантиметрах, а тут...Не всегда и пешня спасет от подледного купания. Еще шаг - и плавать бы нам вместе с Пашкой! А стремнина здесь похлеще, чем на Волге. Закраина, что образовалась у обрыва день назад, превратилась в бурлящий поток ледяной воды. Злосчастная жерлица стояла от нее метрах в четырех, и лед в этом месте внешне ничем не отличался от окружающего. Видимо, промыло аккуратно и чисто под еще стоящим верхним "бутафорским" льдом. Этакая ловушка получилась!

Жерлицы снимаем не дыша, чуть ли не по-пластунски ползая. Еще бы два-три часа, и их пришлось бы оставить на воде. Льдом поверхность реки уже не назовешь. У быстрой реки свои законы...

Александр Токарев, г. Йошкар-Ола