Знаменитые рыболовы
Николай Красильников, г. Москва
Рыболов из Щелыково
Александр Николаевич Островский - великий драматург (русский Шекспир) считался и непревзойденным рыболовом.
В своем имении Щелыково, что в Костромской губернии, ему были хорошо знакомы реки - Куекша, Сендега, Мера. Спокойные, широкие, текущие меж соловьиных берегов, с зарослями черемухи, малины, солнечных мачтовых сосен… Многие омута, пруды, водяные мельницы. Здесь Александр Николаевич - белокурый, высокий, широкоплечий, круглолицый, любитель побалагурить, вместе с верным другом и опытным рыбарем Иваном Зерновым в первозданной тишине ловил на удочку красноперых язей, пятнисто-зубастых щук, лопатистых лещей… Обдумывал свои новые пьесы. По дороге на рыбалку и обратно во время сенокоса и других сельскохозяйственных работ драматург часто останавливался и беседовал с крестьянами, другим работным людом. Запоминал их меткие поговорки, сочный говор, что потом звучали из уст героев его бессмертных пьес.
«Я вспоминаю тебя, - писал драматургу его друг Дубровский в 1874 году, -каждый день, или, лучше сказать, за каждой папироской, и ты мне представляешься сидящим на омуте с удочкой в руках».
Александр Николаевич слыл среди современников профессионалом в рыболовном деле. У него всегда имелись разнообразные снасти - крючки, лески, блесны, закидные и самоловные (с насторожкой) удочки, отечественные и заграничные - целая коллекция!
Многие снасти драматург изготовлял собственноручно, находя в этом истинное удовольствие.
Александр Николаевич хорошо знал породы рыб, места исконного их обитания, день и даже час, когда лучше ловить, любимые их «блюда-приманки». По повадкам или по каким-либо иным признакам некоторым рыбам он иногда давал прозвища. Ершей, например, называл комиссарами… Собственные накопленные знания о рыбах и их повадках Александр Николаевич сверял с книгой патриарха рыболовной литературы Л. П. Сабанеева «Рыбы России». Она всегда лежала у него под рукой на письменном столе в Щелыково.
Нет, рыбная ловля с ее хитроумными способами, удачами и неудачами, была для Александра Николаевича не просто хобби, как сказали бы ныне, а здоровым спортивным увлечением. Недаром драматург в одном из своих писем 30 апреля 1880 года сообщал поэту А. Н. Майкову: «… И меня рыбная ловля и вообще деревня всегда значительно поправляет».
Много лет тому назад, побывав в Щелыково и пройдя рыболовными тропами знаменитого рыболова и драматурга, я посвятил А.Н. Островскому стихотворение «Сендега»:
Над водою сосны и березки.Подустав от повседневных дел,Александр Николаевич ОстровскийГде-то здесь над омутом сидел.
Ниспослал Господь с утра погоду.И под птичий неумолчный хорИшь как водит, рыбаку в угоду,Поплавком хитрющий шереспер.*
То замрет, а то запляшет спороКруг за кругом возле тростников.Есть, подсек! Такого шереспераНе ловил, должно быть, и Майков.
… Не беда, что зорька догорает,Над церквушкой дальнею склонясь,Если сил незримо прибавляетВ час работы и в раздумья час.
______________________
*Старинное название жереха.
Писательская лаборатория
Замечательный русский писатель Константин Паустовский был не только тонким лириком, но и непревзойденным удильщиком. По образному выражению Гайдара, он относился к «великому племени рыболовов», коими были Аксаков, Тургенев, Мопассан, Марк Твен и многие другие.
Плавным рекам срединной России, рыбалке, «наполненной чистейшей поэзией ужения», Паустовский посвятил немало проникновенных и ярких страниц, заставляющих каждый раз при чтении чаще биться сердца истинных рыболовов и заново взволнованно переживать.
К таким произведениям писателя относятся очерки «Памяти Аксакова» с подзаголовком «Рыболовные заметки» и цикл рассказов «Летние дни», написанные перед войной. Тогда К. Паустовский вместе с друзьями-коллегами А. Гайдаром и Р. Фраерманом - такими же заядлыми удильщиками - жил в селе Солотча Рязанской области, а в свободное от работы время они пропадали на луговых и лесных озерах.
Сколько летних красок, запахов, названий трав и цветов, описаний облаков и гроз, метких наблюдений в этих маленьких шедеврах писателя! Они читаются на одном дыхании, как стихи, и запоминаются так же, как стихи. «… В ненастье и во время прибыли воды клева не было. Но зато как хороши были туманные и свежие утра, когда тени деревьев лежали далеко на воде и под самым берегом ходили стаями неторопливые пучеглазые голавли! В такие утра стрекозы любили садиться на перяные поплавки, и мы с замиранием сердца смотрели, как поплавок со стрекозой вдруг медленно и косо шел в воду, стрекоза взлетала, замочив свои лапки, а на конце лески туго ходила по дну сильная и веселая рыба». («Золотой линь»). Так почувствовать, увидеть и написать мог только истинный рыболов-поэт! Кабинетному доке сие не под силу…
Что же значила рыбалка, если судить об этом более объемно и философски, в жизни и творчестве К. Паустовского? Об этом лучше всего поведал сам писатель в новелле «Осенние воды»:
«…Так вот по мелочам узнаешь что-нибудь новое: как осенью клюет рыба, где надо искать ее и еще что-либо в этом роде, - но вокруг этих мелочей накапливается столько разговоров, встреч с людьми, всяких случаев и наблюдений природы, что мелочи приобретают гораздо большее значение, чем мы думаем, и даже заслуживают того, чтобы посвятить им эти строки…»
Такие знакомства писателю дарили и курьезные случаи. Один из них, малоизвестный читателям, я приведу здесь.
Однажды осенью К.Г. Паустовский с приятелем возвращались из Мещеры, так прекрасно воспетой писателем, где они славно порыбачили на луговых озерах. Добирались пассажиры до дома на товарняке, вагон которого продувался со всех сторон. В открытых дверях, свесив ноги, сидел какой-то мужик в ватнике.
В чехле под рукой у него было ружье. Значит, охотник. Незнакомец, не обращая ни на кого внимания, самозабвенно пел. У него был густой и приятный бас.
После очередной песни Паустовский обратился к странноватому соседу:
- У вас прекрасный голос. Приезжайте в Москву. Я вас познакомлю с нужными людьми. - Он достал из кармана блокнот и карандаш, что-то записал. - Вот вам адрес.
Охотник прочитал записку и улыбнулся:
- Вы случайно не тот самый писатель?
- Угадали.
- Как же не угадать. Много читал. О рыбалке. Об охоте… Рад, рад познакомиться. Однако позвольте и мне представиться, - охотник протянул широкую ладонь. - Александр Пирогов, солист Большого театра.
Да, рыбалка для К. Паустовского была не просто развлечением, но и своеобразной писательской «лабораторией». И она часто приносила ему богатый «улов». Только улов иного свойства, о котором удачно сказал М. Светлов в дружеской эпиграмме, посвященной великому жизнелюбу и рыболову:
Он с удочкой стоит неутомимо,Он знает, в чем задача рыболова, -Чтоб не ленивой тушею налима,А рыбкой золотой сверкнуло слово.
«Протока» Николая Старшинова
Поэт-фронтовик Николай Старшинов был истинным рыболовом. Рыбалка для него являлась неотъемлемой частью жизни, в ней он черпал вдохновение для будущих поэтических и прозаических книг. Одну из них - сборник стихов «Протока», выпущенную в свет в середине 60-х годов, подаренную мне с дружеским автографом, - я берегу особенно. В этом сборнике, как нигде в ранних, наряду со строками о любви и войне, о природе и творчестве, впервые широко были представлены стихи и о рыбалке.
Известно, что рыбалка, как и охота, древнейшее занятие рода человеческого. И об этом строки поэта:
«Вопреки своим годамПрезирал он все недуги…Ну, а чем же наш АдамЗанимался на досуге?По грибы ходить любилНа заре в лесу еловомА еще? Еще он былСамым первым рыболовом».
Так светло и иронично встает перед нами прообраз первого рыболова на Земле. Это уже потом, как бы эволюционизируясь, он мог бы сказать устами поэта:
«А еще я могу на зоряхСлушать, как поют петухи,Щук зубастых ловить в озерахИ в сарае писать стихи».
Ни одно настоящее стихотворение не может быть написано без любви, знания предмета, метких наблюдений… В этом отношении Старшинов всегда был точен. Взять его «Протоку»:
«… В ней, словно молнии, на теченьеБлещут матерые голавли».
Точнее и поэтичнее схожести портрета данной рыбы не нарисуешь. Или взять того же старшиновского «Ерша»:
«В чем и держится душаУ сопливого ерша?Ни за что ее не сыщешь.Он и сам-то весь с вершок.Погляди: одни глазищиДа колючий гребешок».
Повадки рыб, облаченные в поэтическую форму Старшиновым, убедительны, и любой рыболов подтвердит это:
«Лишь солнце обозначитсяВесенним днем,Налим под камень прячется:«Пойдем, вздремнем!
Погода нынче мерзкая -Ну, как назло,Такое солнце резкое,Тепло, светло.Недомогаю очень я.
Где аппетит?..Зато зимой и осеньюНалим не спит!».
Вот тут-то одевайся потеплее. Бери рыболовные принадлежности и топай за налимом. Как говорится, в самую «налимью погодку».
Но для Николая Старшинова добыча - не главная цель. Близкие друзья поэта знали, что рыбу он почти не ел (парадокс!), а когда оказывался с уловом, то с удовольствием раздаривал его близким и соседям. Объяснение этому приоткрывается в лирическом признании поэта:
«А моя любовь и страсть, рыбалка!..Вот он, окунь, у меня в руках.Мне ж его и в воду бросить жалко,И в мешок не опущу никак».
В этом была вся эстетическая и гражданская позиция поэта-рыболова. Его понимание красоты и отношения к древнему ремеслу человека. Увидеть и почувствовать прелесть проведенного дня возле реки, где
«… В тихих водах, ряской испещренных,Меж сплетенных ивовых корней,Притаился маленький щуренок,Спрятавшись от стаи окуней».
Потому и приятно возвращение домой в шумный город после общения с живой природой, как бы обновленным душой и отдохнувшим на всю неделю. Идти клеверным полем, чувствовать и видеть:
«… Луна, как лещ, кругла.Ни облака, ни ветра.И тень за мной леглаНа четверть километра».
Николай Старшинов был коренным москвичом. Но он прекрасно знал все Подмосковные реки, речки, озера, пруды, карьеры. Для него тепло и радостно, как рыболовный колокольчик, звучали их названия - Медведица, Пудица, Бужа… На берегах этих водоемов поэт провел лучшие рассветы. Об этом же он написал и заветную книгу, посвященную своему увлечению «Любовь и страсть моя, рыбалка!»
