Жил человек...

В конце июля сгоношились мы с братом на рыбалку с ночевкой. В самое что ни на есть пекло! Сашка (это брат) мужик серьезный, моими подначками и цеплячками сытый по самую плешь на макушке, и коль уж он меня зовет сам, упускать такую возможность - грех. Рыбачок он от Бога, (по правде сказать, я тоже не считаю себя в данном "запойном деле" профаном), мне до него далековато. Нутром Сашка рыбу чует и стебает подчас одну за другой там, где я и не сел бы нипочем. Короче, мне у него, младшенького, учиться и учиться, а учиться я всегда готов! Даже в почти сорокаградусное пекло без намека на ветерок.

Компания у нас подобралась - то, что надо! Я, Сашка, Женька (так он представился и так я его буду называть до конца этой истории) и солидный крохотный парнище Дмитрий, одиннадцати лет от роду, Женькин внук.

Сели мы в электричку и покатили на станцию Приволье, что в Щекинском районе Тульской области. Протекает в тех краях речка Солова, на речке стоит плотина, и разлилась та речка вширь и вглубь от железной дороги аж километров на пять-семь, до самой деревни Карамышево, центральной усадьбы когда-то знаменитого колхоза "Новая жизнь", коему и принадлежал заброшенный ныне рыбхоз на Солове.

Зудеть я принялся сразу по выходе на платформу, когда узрел дикую прорву народа с удочками и рюкзаками за спиной. Куда ж, говорю, вы меня привезли, братья во Христе? Это рыбалка или паломничество к святым местам?..

Тут надо подчеркнуть, что мы с братом антагонисты. Он - существо общественное, махровый коллективист, а я - махровый индивидуалист, колдун-одиночка, как называет меня братец. Так вот, дожив до седых волос, мы с ним так и остались пацанами, подкусывающими друг друга в тщетной надежде, что когда-нибудь один из нас одержит верх над другим...

Плетемся по немыслимой и несусветной жарище к заветному местечку, где рыба на крючок в очередь становится, обещанному нам вундеркиндом Дмитрием. Он, между прочим, скачет далеко впереди нас, взвалив на молодого деда всю свою собственную поклажу. Ему жара нипочем. Сашка в легкой футболке, джинсах и кроссовках, грудь колесом, вышагивает как передовик-спортсмен на физкультпараде в честь единения братских народов. Ему бы еще портрет какого-нито вождя на палочке в руки дать... Женька, мой новый знакомый, как-то вмиг ставший мне добрым другом, еще в электричке принял маленько "на грудь" и теперь порхает, почти не касаясь земли.

Одному мне хреново до безобразия, ибо я-то на рыбалку, блин, собрался: камуфляжный непродуваемый комбинезон, такая же бронированная ветровка с капюшоном, резиновые сапоги, тяжеленный рюкзачище с харчами на двое суток (жена напихала - всем на месяц осады хватит), одежкой на гипотетически арктическую ночь и чехол с тремя удочками. Мамочка родненькая, блин малиновый, врагу не пожелал бы так страдать!..

Дошли. Дмитрий весомо сказал: "Здесь", и мы послушно (особенно я) принялись разматывать удочки. Хорошо еще, во вторник приехали (у Сашки с Женькой текущий график выходных), а то бы встать было бы негде, разве только на дерево залезть... Пока трюхали до выбранной Дмитрием излучины водохранилища, легковушек всяких, от "горбатого" до "мерина", за сотню насчитали, и, как сказал прохожий рыбачок, это далеко не предел. И туляки здесь, и щекинцы, и даже новомосковцы пасутся, хотя у тех и Дон, и водохранилищ пропасть под боком. Ловят в основном не из любви к процессу, а на продажу. Ловят (ночью довелось самому убедиться) всеми мыслимыми и немыслимыми снастями и способами. Разве что не взрывают.

И опять я принимаюсь зудеть. Предпочитаю рыбалку либо в одиночку, либо небольшой компанией, вроде нашей нынешней. Женька мне сочувствует: тоже не любитель шумных сборищ и массовых мероприятий. А Дмитрий принимает Сашкину сторону. Ему нравится людское столпотворение: впечатлений много. Сашка посмеивается, ерничает надо мной, колдуном, значит, одиночкой. Я отбрехиваюсь.

Братец мой в своей бригаде слесарей-сборщиков "Тулачермета" вроде как авторитет, и потому Женька старается не портить ему отдых: ходит между нами и примиряет "две конфликтующие стороны". Ходит до тех пор, пока Сашка не грозится отнять у него пластиковую полуторалитровую бутылку с прозрачной жидкостью (я по наивности думал, что вода). Женька с этой посудиной ни на миг не расстается, время от времени делает глоток-другой. И пьет-то как воду, не поморщившись, чем и вводит меня в заблуждение.

Угроза Сашкина подействовала. И впрямь авторитет... Женька забрасывает наконец-то снасть на воду и мгновенно выхватывает нехилого, килограмма эдак на полтора, карася. Смиряюсь с некомфортной для меня действительностью, вырубаюсь из нее и принимаюсь таскать рыбку. Хорошо, блин, идет! Карась, гигантский, чуть не с локоть, ротан, осклизлый, лимонно-желтоватый линь и даже один судачок на полкило! И все это богатство на вульгарную "шрапнель", то бишь распаренную перловку. К червяку и другой прочей насадке вообще не прикасаюсь.

Спохватываюсь ближе к ночи, когда соображаю, что трехслойный пластиковый пакет у меня уже с верхом, и рыбка моя в нем уснула напрочь. Пень! Не сообразил садок прихватить, дабы улов в проточной воде держать. Что же делать, батюшки мои? Сегодняшняя ночь да завтрашняя зорька на горячем солнышке, да дорога назад в раскаленной электричке - испортится рыбка-то, чем хвастаться перед семейством буду?

Смиряю гордыню, иду с понурой головой к братику, ласково и умильно прошу запустить мою добычу в его садок. Сашка принимается бухтеть о том, что у него садок старенький, свой-то улов еле держит, а с моим в придачу непременно порвется-поломается, и вообще я, дескать, хреновый рыболов, коли мозгов недостало садок из дома прихватить. Куркуль, блин, забоялся, что при дележке я себе лишку отхвачу. Жлоб! Так я ему и выдал на повышенных тонах.

Женька и тут готов оказать помощь ко взаимному благолепию. У него с внуком тоже нет садка, но он успел где-то на загаженном мусором берегу отрыть пластмассовое ведерко размерами с квашню либо с бак для кипячения белья.

- Володь, какие трудности? Бери ведерко.

- Спасибо, Жень, вам самим на двоих мало, - меня уже понесло. - Брат он мне или мимо проходил?.. Хочу, понимаешь, Жень, на совесть ему надавить, а он ее, похоже, дома оставил...

- Не-а, Володь, Сашка мужик путевый. Он даже матом не ругается и мужиков перед начальством всегда отмазывает. Ты не наезжай на него.

- Ага, мать Тереза сплошная...

- Кто?

- Вы оба! Ты и Сашка...

Стемнело. Жрать охота до безобразия. Женька, добрая душа, и здесь уже подсуетился - "раскинул поляну". И когда успел? Мало что поддатый, он и дров для костра натаскал, и полыни нарезал для лежанки, и ужин приготовил: напластал колбасы, сала, нежного такого, розовенького и с чесночком, нарезал хлеба, очистил десятка полтора сваренных вкрутую яиц, разложил на газете помидоры, свежие огурцы, зеленый лук, укроп, петрушку. Обалдеть!

Жрем и тащимся, как тараканы после дихлофоса. С братом мы помирились и с каждым проглоченным куском все больше и больше любим друг друга. На Женькину бутылку Сашка не обращает внимания. Не скажу, что он вовсе не выпивает. Выпивает, но лишь тогда, когда налопается до отвала. Только добро, блин, переводит...

Я не пью. В этом году тридцатилетний юбилей трезвой жизни справил, о чем, пользуясь случаем, и заявляю своим читателям. А то ведь пишу-пишу разные драматические истории, а читатель и не знает, какой я на самом деле "белый и пушистый". Впору под стеклышко да в базарный день за деньги показывать...

Дмитрий "точит" бублик, игнорируя остальные вкусности. Оказывается это его любимое кушанье, и дед расстарался - дюжину бубликов прихватил для внука. Вообще Женька, кажется, предусмотрел к выезду на природу буквально любую мелочь, а ежели чего и забыл, достает тут же, в окрестностях окружающей среды. И без напряга. С Женькой покойно, уютно, основательно. Даже толстенные нахальные крысы, рассевшиеся вокруг костра в ожидании своего куска, не пугают, не вызывают первобытного омерзения. Почему? Да Женька рядом.

Народ (Дмитрий с Сашкой) улегся на шикарную, чуть не в полметра высотой, постель из полыни и захрапел. Я не сплю. Сижу на своем рыбацком стульчике с умным лицом (так мне хочется про себя думать) и мечтательно-бездумно пялюсь в серебряную от мириад звезд густую черноту неба. Охренеть ведь, какая красотища! В городе, хоть глаза насквозь прогляди, такого неба ни в жизнь не увидишь...

Женька тоже не спит. Краем глаза не вижу, ощущаю, как он бродит по берегу, подкатываясь то к одной кучке рыболовов, то к другой. Неудовольствия по этому поводу никто не высказывает, ибо Женька не навязывается в собеседники, как это сплошь и рядом бывает с подвыпившими мужиками, а молча послушает, о чем толкуют умные люди, предложит кому-нито сигаретку и идет себе дальше.

Ба-бах! Оглушительный в звенящей ночной тишине всплеск вышибает меня из бездумной созерцательности. Вот это, блин малиновый, рыбешка! Завсегдатаи привольевского водоема поговаривают, будто здесь карпы водятся трехпудовые. Кажется, не загибают...

Из черноты вдруг возникает у пригасшего костерка наш Женька. Вглядываюсь. Течет мужик. Весь течет, с головы до пяток.

- Ты чего?

- Чего?..

- Мокрый почему?

- А ты нырни в пруд, сухой будешь?..

- На хрена же ты туда нырял?

- Помнилось что-то. Тротуар вроде...

Озираюсь. Взошедшая вдруг и сразу минут десять назад полная, мордастая такая луна высветила на воде переливчатую, словно умытый асфальт, дорожку. По ней Женька и подался... Меня  начинает раздирать смех. Сдерживаюсь из последних сил, осознавая серьезность момента, но тут Женька напрочь сшибает меня с тормозов:

- Володь, а где мои очки? Точно помню, я в очках вынырнул.

- Очки?.. Вон же твои очки, на рюкзаке. Ты их еще днем туда положил!..

- Да... - философски изрекает Женька. - Рыбалка и алкоголь несовместимы...

От моего обвального хохота подскакивают наши спящие мужики, лупают глазами, потом "въезжают" и тоже принимаются хохотать. Смеется и Женька.

- Дмитрий! - икая от смеха, говорю я Женькиному внуку, - отличный у тебя дед. Замечательный дед! Согласен?

- Согласен, дядь Володь. Нормальный дед!

...Такая вот рыбалка. Случилась она тридцать первого июля, а под вечер восьмого августа у Дмитрия не стало деда. Во второй половине дня девятого августа мне позвонил встревоженный брат и сказал, что пропал наш Женька: не ночевал дома и на работу не вышел, чего никогда за ним не водилось. Жена его и дочь заявили в отделение милиции, обегали и обзвонили все больницы и городские морги, бюро несчастных случаев. Нигде, мол, его нет. Я принялся успокаивать Сашку: коль в больницах, милиции и моргах его нету - значит, все нормально, найдется живой и здоровый. Мало ли кругом всяких разных случайностей случается, чего же сразу в панику впадать?..

Александр, конечно, пытался со мной согласиться, но подтвердились, увы, его самые худшие опасения. К вечеру 10 августа (заметьте, через двое суток! - В.К.) сотрудники ОВД пригласили родственников Евгения Ивановича Самохвалова в городской морг на набережной Дрейера для опознания трупа.

Евгений Иванович Самохвалов за сутки с небольшим стал мне другом, ибо был "махровым индивидуалистом". Он любил свою жену, свою дочь, своих внуков, своих друзей - каждого конкретного человека, а не все человечество в целом. Любить человечество легко, это ведь ни к чему не обязывает...

Владимир Кочерженко, с. Лужное Тульской обл.