Заблудший

Тот день он запомнил на всю оставшуюся жизнь. У него он выдался свободным, и Чунарь решил съездить на рыбалку. И хоть Капка долго ворчала, что не хочет помочь ей полоть огород, он настоял на своем. С вечера накопал червей, манку сварил, для сазанов и карасей картошки нажарил. Даже для прикормки пшеницы напарил. Все обычно, это все рыбаки знают.

День выдался чудный. С утра стоял туман густой и плотный, но скоро исчез, день разгулялся, было тихо и тепло. Рыбачил Чунарь на своем излюбленном месте в трех километрах от деревни. Место он долго выбирал. Слева и справа по берегу были густые заросли тальника. Здесь всегда безветренно, вода спокойная, глубина омута приличная - метров шесть.

Первым делом Чунарь пареную пшеницу в воду побросал. Это чтобы рыбу привлечь. Пшеницу он парил долго на медленном огне, подсолнечного масла не жалел. И масло-то у него не магазинное хваленое без вкуса и запаха, а свое - деревенское, натуральное. Запах подсолнечника от этого масла за километр слышно. Ни одна рыба мимо не проплывет. Ни карась, ни чебак, не говоря уж о сазанах и язях. Эти вообще большие любители вкусненького и запашистого.

Потом Чунарь насадил на крючок красного болотного, вернее, дождевого червяка. Червяков он копал в болоте, но почему-то их тоже дождевыми червяками зовут. Червяк - насадка надежная: на него разная рыба клюет. И окунь, и сазан, и чебак, и даже щука им не брезгует.

На крючок второй удочки катышек манки насадил. Удилище этой удочки длинное, прочное. Березовое. Он его из цельного стволика березки выстругал - на такое удилище сазана килограммов на десять запросто вытянуть можно. Забросил Чунарь его подальше, к зарослям лилии. Там любят кормиться и караси, и сазаны. На крючок третьей удочки насадил жареную картошку.

Картошку он всегда жарит сам. Капке не доверяет. Сырую картошку режет небольшими кубиками, а потом жарит кубики в подсолнечном масле. Старается, чтобы кубики подрумянились, не пережарились. Лучше, если картошка будет полусырая, такая на крючке крепче держится, и ее труднее сбить с крючка. Третья удочка тоже березовая - длинная и прочная. Ее он тоже к лилиям забросил.

Только потом, набрав ведро воды и положив на него досточку, он сел на нее. На доске сидеть удобно, но когда в ведро пустишь пойманного сазана или подъязка, уж очень они там брызгаются, отчего задница становиться мокрая. Чунарь хоть и морщится от этих неудобств, но обычно терпит. Сев на ведро, он закурил сигарету и уставился на поплавки. Поплавки у Чунаря из пенопласта, белые и большие. Хорошие поплавки - далеко их видно.

Как обычно, первым заклевал окунь. Мелкий окунишка мертвой хваткой взял крючок с червяком и уволок поплавок под воду.

"Отлично", - обрадовался Чунарь. Окунишку он насадил на тройник четвертой удочки и, отойдя метров на десять в сторону, забросил его в воду. Живца Чунарь приготовил на щуку. Щуки в омуте водились, и Чунарь их здесь частенько ловил.

Все шло чин-чинарем, как обычно. Скоро на жареную картошку заклевал сазан. Не сказать, что великан, но хорош. Килограмма на два с половиной. Чунарь его ловко подсек и долго, аккуратно выводил на берег, а у самого берега дернул так, что сазан вылетел на берег и улетел метров на десять. Однако на берегу сорвался с крючка.

Скоро на червяка клюнул карась, потом на манку - еще один карась. Все шло, как обычно. Рыба клевала. В ведре уже плескалось с десяток рыбин. Штаны у Чунаря давно мокрые, но он счастливо улыбался.

Как часто бывает на рыбалке, рыба вдруг перестает клевать совсем. Полчаса, час просидел - ни одной поклевки.

"Может, таловиков поискать?" - подумал Чунарь. Встал с ведра и отправился на гору к мотоциклу. Там у него в люльке всегда топор лежал. Маленький, плотницкий. Им хорошо таловиков "рубить". Вообще-то таловиков не рубят, а вырубают из древесины. Таловики - это гусеницы, похожие на личинки майского жука. Только цвет у них не белый, а оранжево-малиновый. Таловики живут в талине, имеют стойкий специфический запах, крепко держатся на крючке, на них хорошо клюет и окунь, и подъязок, и сазан, и чебак.

Хорошая насадка, только таловиков трудно искать: не в каждой талине они живут. Обычно они находятся глубоко в дереве.

Осматривая каждую талину со всех сторон, Чунарь неожиданно увидел на земле кучку свежих опилок. Опилки были совсем свежие, что говорило о том, что в дереве живут таловики. Талина была толстая, старая, полумертвая.

Раздумывая, как лучше добраться до гусениц, Чунарь стал обходить дерево. Лучше бы он этого не делал. Едва сделал шаг, как почувствовал страшенную боль в переносице. Он, закрыв лицо руками, сел в траву: "Чтобы это могло быть?" Ничего понять не мог. А боль не проходила. Едва открыл лицо - как новый удар в левый глаз. Новая боль усилила старую.

И все-таки Чунарь услышал жужжание, а потом увидел лесных ос-шершней. Их гнездо, похожее на белый воздушный шар, висело на талине в трех метрах от земли. Где ползком, где на четвереньках рыбак с трудом выбрался из прибрежных зарослей тальника. Он сидел на берегу и плакал: боль не проходила. А глаза, его глаза, затягивало, обволакивало чем-то мягким и тяжелым, свет в глазах быстро мерк.

Чунарь так испугался, что припустил бежать по берегу. Он хотел найти свой мотоцикл и на нем побыстрее уехать в деревню. Однако мотоцикла не было. Или Чунарь пробежал мимо его, или побежал не в ту сторону. "Где же мотоцикл? Должен где-то здесь быть", - растерялся мужик. Вернулся назад, но и там мотоцикла не было. Пока бегал, глаза его совсем затянуло. Видел он только тусклое пятно. Пробегая по густой траве, он неожиданно потерял под ногами опору и кубарем полетел вниз под гору. Задержался почти у самой воды.

"Этак и голову можно свернуть или утонуть в реке", - Чунарь снова выбрался на берег. Сидел несколько минут, размышляя, что делать. Идти домой или сидеть и ждать помощи: вдруг кто из рыбаков пройдет или проедет по берегу и поможет ему. Однако долго сидеть опасно, можно совсем ослепнуть, и боль по-прежнему не проходила. Наконец он поднялся и направился вперед.

Сначала его ноги путались в пустой и высокой траве. Потом нашел проселочную дорогу, по ней он надеялся дойти до деревни. Шел долго, казалось бы, должна быть уже деревня, но ее не было.

Чунарь остановился, стоял и слушал. Но ни петушиного крика, ни собачьего лая его уши не улавливали. Еще шел наверное с полчаса. Снова остановился. Кругом тихо и ни души.

"Куда я попал?!" - гадал он, не зная что делать. Стоял так несколько минут. И все-таки ему повезло: неожиданно услышал тележный скрип и похрапывание лошади. Явно телега приближалась к нему.

- Люди добрые, помогите заблудившему! - закричал он, когда телега подъехала к нему.

- А ты куда направился? - вдруг услышал он знакомый голос Мормыша.

- Домой иду.

- С каких это пор ты в Ванькове живешь? - засмеялся Мормыш. - Идешь совсем в другую сторону. Давай забирайся на телегу.

Старый приятель Чунаря вез дрова из леса, захватил и несчастного. Он долго смеялся над рассказом Чунаря, называя его Заблудшим.

Опухоль от укусов шершней скоро прошла, глаза уже на второй день стали видеть нормально. А вот прозвище Заблудший еще долго бытовало в деревне.

Александр Иванов, Новосибирская обл.