За черным хариусом
Самые разные истории от восторженных рыболовов вы услышите в здешних краях о черном хариусе: то вроде как находит эта рыба в воде выступающие к поверхности платиновые жилы и трется о них, отсюда ее тело приобретает перламутровый с золотистым отливом цвет, или что даже в горных реках ищет хариус самые чистые места и стоит, где бьют со дна родники. А то и поведают по большому секрету, признав в вас бывалого рыбака, что поднимается черный хариус в самые верховья реки к ее истокам - ключам, и что будто в поимке этой рыбы и есть ключ к рыбацкому счастью, а проявите интерес, расскажут и много других историй.
Не знаю точно, где здесь правда, а где необъятная и безграничная рыбацкая фантазия. Но уж от себя добавлю: наверняка повстречав своего первого черного хариуса обязательно хоть на секунду, но замрете, понимая, что происходит сейчас что-то важное в вашей рыбацкой, а может, и всей жизни.
Еще недели две назад окрашенная осенью в яркие цвета тайга теперь лишь изредка желтела отдельными ветками лиственниц. Обнаженные сопки стыдливо прикрывали свои выпуклые вершины первым, легшим неровно снегом и незрелым серо-сизым туманом. Как никогда, нужные сейчас, высоченные зеленые пики елок и пихт поддерживали могущее упасть на землю тяжелое хмурое небо. Косым стежком тянулся след "якута" по белой простыне "заповедного" распадка, соединяя день вчерашний и сегодняшний.
И меня вслед за пушистым соболем, как уже много-много раз, вела какая-то непреодолимая сила, причину власти которой над собой, сколько я ни пытался, так и не мог объяснить ни на словах, ни на листе бумаги. Измеряя лесной распадок широкими шагами, я поднимался в направлении, подсказанном "якутом" - самым ценным соболем якутского кряжа, к верховью горной реки. Где-то там должен обитать не менее дорогой, чем темношерстный с пепельными остинками соболь, а может, и еще более редкий и гордый "король" горных рек и мечта любого рыбака, кто хоть раз слышал об этой рыбе, - черный хариус.
Соболь, изменив былое направление передвижения, свернул "мышковать" к каменистым гольцам, а я остановился у шумно клокочущей на мелководном перекате речки и впервые в этот день расчехлил свою снасть - поплавочную удочку, оснащенную безынерционной катушкой с намотанными на нее двумя десятками метров светло-коричневой лески. Пробую в деле различные по цвету и форме тонущие мушки и безнасадочные мормышки.
Весь теплый период проводивший на одном отрезке реки хариус, в преддверии скорых крепких морозов, начал собираться в небольшие стайки и, в компании себе подобных покидая привычные места, скатывался к зимовальным ямам в устье реки. Почти из каждого омутка вытаскиваю по несколько остановившихся на короткий отдых и потерявших былую осторожность хариусов. Но что-то я все равно не угадал, не учел в этот день, а может, оттого, что привязалась скандальная крикливая кедровка, - в моем улове были пока только обыкновенные, сверкающие крепкой серебристой чешуей хариусы.
Наконец охрипшая пестрая птица, выяснив, что за гость объявился в ее владениях, оставив меня в покое, полетела рассказывать новость своим подружкам, а я поднялся на небольшую возвышенность у реки и в изумленнии "окаменел". Молочным туманом в безветренном распадке покрылась излучина изумрудной реки, прижатая безразмерным прессом неба. Окунувшись в ароматный и мутный сладковато-смолянистый таежный кисель, я забыл о времени и, не чувствуя собственного тела, "поплыл" вдоль реки...
Сразу за покрытым молочной испариной участком распадка стремительный ключ с разбегу врезался в реку, разметав по темному плесу седую гриву. Осторожно подбирался я к ближайшей заводи возле затонувшего ствола дерева, где течение водило закругами опавший лист: пригнувшись, чтобы хоть краем собственной тени не задеть случайно водоем, и стараясь как можно мягче наступать на землю. А недалеко от берега встал на колени и, "моля" таежные просторы об удаче, так и проделал остаток пути до намеченного места.
Что-то подсказывает заменить прежний поводок с насадкой. Достаю из кармана рюкзака заветный коробок, где хранятся самодельные мушки, над которыми я "колдовал" долгими зимними вечерами, когда приходило вдохновение. Руки мои интуитивно тянутся к морковного цвета "мушке", ворсинки которой топорщатся в разные стороны, обманчиво подражая какому-то насекомому: то ли бокоплаву, то ли потерявшему свой склеенный из каменистой крошки домик ручейнику.
Забросил снасть в устье пенившегося ключа - и сразу на границе глубин мелководья и немереного речного омута пробковый поплавок резко уходит под воду. Подсекаю и, преодолев яростное сопротивление рыбы, выбрасываю на берег долгожданного черного хариуса.
Другой он, непохож ни на какую другую рыбу. Впервые увидишь или ненароком засмотришься уже в который раз, вдохнешь воздуха, и перехватит дыхание. Будешь стоять у рыбы и, оцепенев, наблюдать, как черным жемчугом скатываются с тела хариуса бусинки воды, а дрожащий высокий спинной плавник пронзает своими лучами все вокруг и, касаясь твоего сердца, отзывается непонятным волнением.
Но через несколько секунд обдало ветреным воздухом хариуса, сбежала с его литого тела последняя хрустальная капля - и нет у рыбака былого напряжения в мышцах и мыслях, и не видит он ничего особенного ни в этой рыбе, лишь в отличие от других хариусов темной по цвету, ни в этом ключе, похожем на другие, по многочисленным распадкам и речкам, собирающимся в горные реки...
И теперь вдруг начинаешь понимать, что теряешь и не можешь найти в себе чего-то важного, необходимого. И вряд ли тебе уже сегодня улыбнется удача, и вряд ли сегодня поймаешь ты хотя бы одного черного хариуса. И начинаешь думать, кто ты и что ты на этой земле человек. И почему, достигнув желаемой вершины, ты делаешь вывод, что это вовсе не высота, хорошо, если не пропасть, а некая ступенька к другой, незримой тобою высоте.
Юрий Жекотов, г. Николаевск-на-Амуре
Фото автора
