Возвращение
Виталий Волков, Волгоградская обл.
Едва забрезжил в окошке хилый зимний рассвет, дед Игнат поднялся с кровати, сунув ноги в обрезанные на манер галош старые валенки. Перво-наперво, как это было заведено у него многолетней привычкой, подошел к отрывному календарю. Осторожно прижав к стене календарь, дед потянул за уже “отживший” листок, который опал беспомощно, явив схоронившуюся за ним последнюю дату уходящего года – 31 декабря.
За долгую зимнюю ночь горница выстудилась, и лишь сизые угольки покоились в холодном чреве печки. Дед Игнат не стал ее пока зажигать, хотя дрова были заготовлены еще с вечера. Вместо этого он накинул полушубок и вышел на двор, прошелся до калитки, где на заборе висел почтовый ящик. Сметя с его металлической крышки легкий иней, зачем-то заглянул внутрь, хотя и знал, что никакие добрые вести там не ждут – дочка в гости не приедет. Хоть и писала месяц назад, что обязательно навестят старика отца, всей семьей приехав к нему на новогодние каникулы, видно, что-то у них все-таки не срослось. И ждать уже нету смысла…
Было слегка морозно и пасмурно. Голые ветки деревьев шевелил слабый ветерок. Дед Игнат посмотрел на пустую дорогу, убегающую из поселка, – за ночь ее немного замело снежком, скрыв следы и без того редко проезжающих здесь автомобилей, – а затем вернулся в дом. Печь топить не стал – раз гостей нет, обождет до вечера. Вместо этого перекусил наскоро да начал навьючиваться теплой одежей, решив в последний день года сходить на рыбалку на дальнее озеро. Тем более что погода сама шептала деду об этом. Какое-никакое, а развлечение и отвлечение от грустных мыслей.
Машу, дочку-то свою, дед не видал уже пять лет – как вышла замуж за офицера, так и моталась с ним по воинским частям и гарнизонам, обходя стороной родительский дом. Даже когда год назад Машина мать, жена деда Игната, тихо ушла на тот свет, не сумела Маша приехать, чтобы проводить ее в последний путь. Теперь вот, по отцу соскучившись, писала ему письма, обещая наведаться с мужем и карапузом Ванькой. Чтобы согреть стариково сердце, нарочно писала ему, что внук на деда сильно похож: ну точь-в-точь Игнат, только пока что без бороды!
Вспомнив те строчки, дед Игнат утер рукавицей отчего-то замокревшие глаза, повесил через плечо видавший виды фанерный ящик с рыбацким скарбом, подхватил крашенный красной краской ледобур, да, толкнув ногой дверь, вышел на улицу. Подпер дверь в сени палкой – на скудное дедово хозяйство все равно никто не позарится, вдохнул поглубже вкусный и бодрящий морозный воздух да пошагал вперед уверенной походкой.
С километр шел по укатанному снегом асфальту, а потом свернул в подкравшийся к самой дороге лесок. Здесь среди кленов и тополей петляла набитая другими рыбаками стежка, не сильно приметная, но идти по ней сносно – не то, что по снежной целине. Выскочив заигравшейся лисой из рощи, стежка-дорожка кувырком скатывалась в овражек с незамерзшим внизу ручьем, затем так же круто взбиралась вверх и прямиком бежала через поле. Будто опомнившись потом, снова сворачивала в чахлый лесок и шла под гору, где в самой низине хоронилось от посторонних глаз небольшое, но рыбное озерцо.
Хоть и давил на рассвете морозец, дед Игнат упрел немного и расстегнул полушубок, шагая к озеру. От теплого дыхания на бороде и усах у него выросли синеватые колючки инея, так что теперь он походил на всамделишного Деда Мороза, который спешит к детям на новогоднюю елку с шарабаном подарков.
Озеро, куда пришел дед, оттого, наверное, было рыбным, что к нему не так легко найти дорогу, и на машине невозможно подъехать – деревья кругом. А пешком ходить сейчас любят не все рыболовы – обленились.
Усмехнувшись в бороду своей мысли, дед разобрал ледобур и в несколько оборотов проделал первую лунку в паре метров от камыша, ощетинившегося рыжей стеной. Затем еще и еще – всего пять штук. Настоящие холода пришли недавно, поэтому сильно намерзнуть лед не успел, сантиметров 15 от силы, а потому бурить легко. Шугу не вычерпывал, так как глубина в месте ловли небольшая.
Достал из своего шарабана струганную из сосновой ветки легкую удочку, и, отпуская витки лески с мотовила, стал опускать на дно ярко начищенную блесну-окуневку с желтой латунной коронкой. Леска ослабла – блесенка легла на дно. Намотав обратно на мотовило один виток, чтобы выбрать слабину, дед подернул удильником раз и другой. Легко планируя в толще воды, блесенка натягивала леску, зависая на паузе. В этот момент и схватил-ударил первый окунек. Выбросив его на лед, дед Игнат залюбовался красавцем размером с его рукавицу – горбатый окунь горел на снегу алыми плавниками, пугал расправленными острыми колючками и смотрел на надводный мир крупными желтыми глазами. Латунная окуневка единственным крючком надежно сидела у него в пасти.
Следом дед стал выбрасывать на лед еще и еще окуней. Они были скромнее размером, чем первый, но ни одного меньше ладони не попалось. Когда время было за полдень и клев немного угомонился, рядом с дедовыми лунками лежали, припудрившись снегом, десятка три отборных полосатых. Скок-скок! – узрев на льду богатый улов, к нему боком стала подскакивать ворона, желая получить свою долю. “Кыш, дармоедка!” прикрикнул на нее Игнат, взмахнув рукой. С громким гортанным карканьем поднялась со льда ворона, и, усевшись на самую верхушку высокого осокоря, еще долго орала оттуда, называя деда всякими обидными словами на своем, вороньем языке. “Эх, и хорошая бы ушица получилась для гостей!” – оглядев улов, подумал Игнат. Но, вспомнив, что никаких гостей нет, и ждать их уже напрасно, дед снова загрустил. И хотя озяб уже порядком, решил не возвращаться в свою холодную и пустую избу так рано, чтобы не коротать там в одиночестве долгий праздничный вечер. “Умаюсь сегодня, приду, натоплю печь и лягу спать!” – решил для себя дед Игнат с легкой обидой и пошел бурить еще лунки.
Правда, старался в этот раз зря – десять новых лунок отдарились лишь тремя окунятами, которых дед оставил на льду на радость вороне. Когда начало смеркаться, над озером потянул ветер, нахлобучивая тяжелые тучи. Царапаясь о верхушки самых высоких деревьев, тучи сыпали из прорех крупные снежинки, которые ложились на лед белой пеленой.
Пока не засыпало весь его улов, дед Игнат собрал пойманных окуней в шарабан, смотал удочку и сложил ледобур. Когда вышел из леса, в глубине которого хоронилось озеро, на чистое место, увидел, что метель успела разгуляться здесь не на шутку. Встречный ветер нес колкие снежинки, щедрыми охапками бросая их деду в лицо и мешая идти. От стежки, по которой утром вышагивал Игнат, уже давно не осталось и следа, поэтому теперь дед брел наугад, сразу взяв направление на ветер. Но, видно, коварный северяк все же поворачивал время от времени, потому что деду давно пора было дойти до пересекающего поле оврага, а его все нет и нет…
Зимние сумерки быстро сгущали свои краски с бледно-синего до почти черного, и уже совсем не видимые в темноте снежинки били деда в лицо. Фонарика с собой не было – Игнат не собирался возвращаться так поздно, да и не помог бы ему чахлый свет фонарика найти дорогу в такой разыгравшейся метельной свистопляске. Игнат упорно брел вперед выбранным направлением, с каждым шагом ощущая, как сильнее режет плечо шарабан и оттягивает руку ледобур, холодя ладонь даже сквозь рукавицу.
Пройдя еще с полкилометра, хотя поле уже давно должно было закончиться, дед Игнат уткнулся в какой-то чахлый куст, наполовину засыпанный снегом, и решил передохнуть: поставил шарабан и угнездился сверху, втянул голову в плечи и прижал руки к груди, пытаясь сохранить остатки тепла. Если вот так сидеть и не двигаться, то вроде даже ничего, сносно, и ноги мерзнут не так сильно.
На минуту даже пригрезилось деду Игнату, что вот он в своей горнице, за столом, сейчас ужинать с бабкой будут. Ветер в печной трубе завывает, колкие снежинки в стекла бьются. Бабка у плиты суетится, щи разогревает. Дед Игнат повел ноздрями и даже, кажется, почувствовал их наваристый дух. Сейчас он похлебает их, горяченьких, и ляжет спать.
Вот наливает бабка щей в тарелку, подходит к Игнату вплотную и говорит сердито: “Сидишь, старый пень, как куренок на нашесте, замерзаешь? А тебя там дома ждут. А ну вставай живо!”. И как плеснет Игнату щами в лицо, дед аж охнул! Только щи не горячие оказались, как он думал, а ледяные и по вкусу как снег.
Встрепенулся дед Игнат, огляделся в темноте. Пошевелил озябшими руками и ногами. Поняв, что короткое это видение оказалось всего лишь навалившимся от усталости сном, дед усмехнулся в бороду: “Ох, и бабка Авдотья, боевая старуха! И при жизни заскучать не давала, и сейчас помереть не дала!..”.
Крякнув, дед поднялся тяжело, взвалил на плечи шарабан, взял в руку ледобур и снова побрел, осыпаемый снежной пылью. Побрел он совсем не в ту сторону, куда шел до этого, а в противоположную, но почему-то чувствовал, что в этот раз путь он держит правильно. Ветер хлестал теперь немного сбоку и будто подгонял деда. Его направление, видно, постепенно менялось с северного на южное, да и сыпавший, не переставая, снег стал мокрее. Стало быть, шло потепление…
Взрывая валенками сугробы, дед Игнат почувствовал, что дорога его покатилась вниз, и обрадовался, поняв, что спускается к оврагу. А когда, упав пару раз и зарывшись в снег бородой, он все же перебрался на другую его сторону, то услышал, как порывом повернувшего уже ветра до него донесло брех собак – до деревни было рукой подать.
Едва передвигая ноги в валенках, потяжелевших от набившегося туда снега, дед Игнат увидал с удивлением, что засыпанное метелью окошко его дома приветливо светит желтеньким огоньком, а из трубы по ветру стелется дым раскочегаренной печки. “Это кто же там хозяйничает?” – с забившимся радостно сердцем подумал Игнат, предвкушая долгожданную встречу, и припустил по дороге быстрее, забыв об усталости. Даже отряхиваться в сенях не стал – так и ввалился в горницу, заметенный снегом с головы до ног. Выскочил навстречу ему Ванька, белокурый мальчуган, долго смотрел на деда снизу вверх, горя глазенками, а потом как закричит:
- Ура! Ура! Мама, папа, глядите, – к нам Дед Мороз пришел!..
Выбежала Маша, зять Михаил. Были поцелуи и радостные слезы, Маша щебетала о том, как им долго пришлось сидеть в аэропорту из-за разгулявшейся непогоды, и как трудно добирались потом до деревни. Михаил помогал снять с Игната заиндевелый полушубок, а Ванька, смешно уцепившись ручками, тянул с дедовой ноги тяжелый, набитый снегом валенок. И было тепло и спокойно на душе у деда Игната в тот вечер. Была уха из окуней, родные люди рядом, их голоса и смех, радостные лица. Был настоящий праздник – Новый год!..
