В межсезонье за налимом
Долго пробираемся по мелколесью, отыскивая заветное место неподалеку от старой пасеки. Есть и другие места, но это отличается тем, что песчаный бережок, коса, тянется долго, уходя за поворот, а значит, расположиться с закидушками можно будет всем, не теснясь. Еще совсем светло, и мы начинаем готовить ночлег. Тащим - кто откуда - сухие дубки, плавник, сучья. Разжигаем жаркий костер. Он будет греть песок до самой темноты, а потом мы его сдвинем, отгребем с угольями в сторону. На месте кострища обычно ставим палатку или натягиваем навес, чтобы и от дождя послужил защитой, и экраном, держащим под полиэтиленом тепло.
Пока трещит нодья из трех дубков, раскладываем на песке снасти. Они проще простого: обычные закидушки с тяжелыми грузилами. У грузила подвязываем обычно один поводок, так как налим все равно чаще берет именно у груза. (При ловле другой весенней рыбы иногда случается наоборот). Леска в расщепе ивового прута, а на ней колокольчик, продетый в петлю, чтобы легко можно было снять. Насадка тоже простая - черви. Но у меня приготовлено "секретное оружие". Каюсь, хочется обловить приятелей, удивить, и поэтому особенно не показываю, что припас для налима. Конкуренция... Хотя все равно рыбу потом в кучки раскладываем и делим, как обычно, спиной к улову, и над рекой звенит: "Кому?!" Один показывает пальцем на кучку рыбы, а тот, кто спиной к ней, называет претендента. Но все равно - важно обловить.
Поутру, когда я копался на старых пепелищах частных домов в поисках червей, поднимая доски и рубероид, обнаружил настоящих выползков, толщиной с большой палец руки, а длиной - не за двадцать ли пять сантиметров? Встречал я их и раньше, но большей частью на асфальте после теплого утреннего дождя. Были те выползки, конечно, хлипки и бледны в сравнении с этими налитыми кровью здоровяками. Под их упругой кожицей чувствовались мышцы червячного "Шварценеггера".
Вообще-то, исходя из теоретических познаний, подчерпнутых из рыболовных энциклопедий, "охота" на выползков сродни ночной рыбалке: мол, требуется стеречь их с фонариком на пустырях да в глухую полночь, когда оные выбираются из своих нор, как представители инфернального мира, - вурдалаки и прочие ребята с нехорошей репутацией. Причем здесь и ловкость требуется, ибо выползок чуток, как суслик. Что не так - сразу в норку. Не успел ухватить червячину за жирную морду, он тебе и привет не пошлет. Разве что "пошлет..."
В общем, набрал я выползков попросту: из-под досок, тряпок и прочего хлама. Их-то я и насаживал, надеясь на крупняк. Начало было хорошим. Именно на моих закидушках часам к девяти вечера зазвенели колокольчики. Стало брать и у Гены. Налим попадался нам некрупный - граммов за пятьсот. Серегины снасти "молчали" в стороне, до поры до времени...
Палатку и навес поленились устанавливать. Просто отодвинули костер, вымели угольки еловым лапником, на лапник и улеглись у разогревшегося вновь костра на горячем песке-печке. Выпили немного, как полагается, при луне и звездах, в знобкую весеннюю стынь, под тихое журчания ледяных речных струй и звон пустынного леса. Хорошо разговаривается у весенней реки. Геннадий - поэт настоящий, российский, не потому, что в СП России числится, а по сути, - прочитал свои стихи. В эйфории его строк и выпитой водки и меня разобрало, может быть, и не графоманство, но в чувстве я был искренен.
Искупалась в черной речке
Обнаженная Луна.
Звезды - робкие овечки -
Заплутали до утра.
По оврагам - дым черемух,
Разгулялся соловей.
Захмелевший юный олух
Пьет росинки со стеблей.
В колдовское полнолунье
Шабаш ведьм - не чудеса.
Мне бы чокнуться с ведуньей.
Жаль бутылка уж пуста.
Но уже в весенней стыни -
Закидушек перезвон.
Бьет хвостами плес налимий,
Разгоняя сладкий сон.
- За налимом? - спросят едко.
- Да, рыбалка уж проста.
Ну а мне б с Луной-соседкой
Встретить полночь у костра.
Хоровод русалок юных
Жарким взглядом проводить.
От игривых блесток лунных
Сигарету прикурить...
Наконец зазвенели колокольчики и у Сереги. Причем звонки были не по-налимьему резкими. Бежим к закидушке, и вываживает товарищ своего первого налима... раза в два крупнее наших "головастиков". Вскоре попался еще один такой.
За ночь я поймал двенадцать налимов. Чуть меньше - Гена. А Сергей снял пяток, но каких! Легче килограмма не было. Выяснилось, что и наш товарищ имел свое "секретное оружие"... Привез он так же тишком из дома некрупную сорожку. В сторонке нарезал дольками и ждал невозмутимо свою рыбу...
С тех пор "резка" и в моем арсенале.
Ход сороги
Приехали мы на Рутку, когда день уже перевалил за вторую половину. Устроили по-хозяйски "сидки", чтобы все было под руками. Забросили донки-удочки и ждем. Река словно вымерла. Так бывает здесь по весне, когда рыба еще не поднималась или уже прошла. Слишком кратковременный весенний ход сороги... Время тянулось в тоскливо-унылом созерцании вершинок "телескопов" с подрагивающими на течении колокольчиками.
Солнце было уже над лесом, как вдруг вершинка одной из удочек резко вздрогнула, и колокольчик, опомнившись, выдал отчаянную трель. Есть! Подсекаю и вывожу на поверхность сорогу. Ну, не сорогу, а сорожку граммов на сто пятьдесят. От долгожданной удачи тороплюсь, и рыбка падает в кусты ивняка. Володя морщится в язвительной улыбке и хочет сказать что-то остроумно-въедливое, но клюет уже у него, и, так же, как я, он теряет сорожку где-то в зарослях. Говорить и язвить некогда. Мы лихорадочно отыскиваем жалкую свою добычу и забрасываем снасти. Поклевки не заставили себя долго ждать. Клевала мерная некрупная, но уже вполне достойная рыба.
Когда солнце закатилось за лесок, мы подняли садки и убедились, что вечер все же прошел не зря. Сорожки было килограмма четыре на двоих.
Ночью - костер, долгие разговоры, бездонное в звездах небо, бледная темноглазая Луна, поджавшая губы и замершая над кронами сосен. Спали плохо. Все думалось: как там, как завтра?..
Задремали к утру, но спать некогда. Едва забрезжило, идем к снастям. На реке - туман. Он ползет по черной стремительной воде и уходит в сонные горельники. На хрустящем под ногами песке - иней. Птицы еще спят, лишь слышно, как журчит ледяная вода, закручиваясь в водовороты. Пронзительно пахнет снеговой свежестью, талой водой и горечью жухлых трав.
Удочки мы, уходя ночевать, оставили настороженными, чего обычно не делаем: мало ли, вдруг топляк нанесет? Топляк не топляк, но травы, видимо, накрутило. И у меня, и у Володи удилища согнулись под течением и толчками колеблются над водой. Осторожно, чтобы не сломать вершинку, пытаюсь достать снасть, но она подается о трудом, а затем вдруг леска забилась по-живому...
Э-э, да на крючке рыбина! И не чета вчерашним сорожкам! Эта будет граммов за триста. У Володи - тоже всплески, "междометия с запятыми" и в довесок - неплохая рыбина. Пошло...
Раз за разом вершинки "телескопов" встряхивались от резких ударов, брякал колокольчик. Иногда удилище шло в сторону от длинной потяжки, а затем, словно опомнившись, сдавало обратно и начинало подрагивать под настойчивыми толчками.
Это брала крупная сорога. Она выходила в изумлении на поверхность, ложилась сонно на струю, мерцая чешуей цвета старого серебра, и вдруг взрывалась брызгами и отчаянными прыжками. Литое ее тело дробило речные струи на множество осколков-брызг. Удилище стонало и гнулось. Но рыба уже в подсачеке, запеленутая, но сильная - в руке не удержать. Эта граммов за шестьсот потянет, если не больше. Она беззвучно открывает толстогубый рот и ворочает в недоумении золотым с краснинкой глазом.
В предвосхищении солнца восток налился мягким светом. Река замерла. И вот алый краешек несмело глянул из-за тальника, высветил верхушку сосны, отчего она сразу стала цветной и теплой. В кустах ударил, защелкал сильно и сочно восторженный соловей, и, словно по его команде, грянул птичий хор. Туман побледнел и растаял в утренней дымке.
Клев продолжался, но у Володи шла теперь сорожка не тяжелее ста граммов, как он ни старался, перезабрасывая снасти в разные места. Подсовывал он крючки и поближе к моим, но результат был тот же. А у меня среди череды ровной сорожки нет-нет да и возьмет рыбина за полкило.
Наконец Володя не выдержал. "Шаманишь что ли?" - хмуро поинтересовался. - "А ты подумай, может, отошла она от берега, а у тебя "телескоп" короче метра на полтора..."
Володя хлопает себя по лбу и минут пять сидит молча, чего-то соображая. Потом он уходит в лесок, и там слышны удары топора. Смотрю, волочит за собой два еловых хлыста. А-а, понятно, "надставыши" готовит походные.
Обстругал товарищ жердины, отвинтил в комлях заглушки и вставил туда еловые палки. Получилось...
Теперь его удилища ничуть не короче моих. Пошла и у Володи рыбалка. Полутора метров хватило ему, чтобы нащупать наконец "тропу" крупной сороги. И хорошо. Не будет теперь зависти, неизбежной в подобных случаях. Теперь то он, то я время от времени выводим по крупной рыбине, вроде бы и не в первый раз, а все равно - в неровном ознобе и восхищении перед этим слитком живого серебра.
Обратно мы шли через день, сгибаясь под тяжестью рюкзаков. И сколько бы рыболовов мы ни встречали на обратном пути, все они отвечали почти одинаково и уныло: "Поклевки за утро не видели".
Короток весенний ход сороги...
Александр Токарев, г. Йошкар-Ола
Фото автора
