Уходили крещенские морозы...
Вот уж и миновал светлый христианский праздник Крещения с обрядами водосвятья и очищающего погружения в ледяную купель, а всегдашние его спутники, из года в год, несмотря на всяческие погодные выкрутасы, приходящие в строго определенные столетиями сроки, - трескучие и лютые морозы - решили загоститься на неделю-другую...
А ведь рыбацкой душе словами и уговорами не объяснишь, что погода для рыбалки не подходящая, коль знает она точно, что там, на просторной глади серебром отливающего под морозным солнцем затона, под нарастающей беспрерывно ледяной коркой и пушистым нетоптаным снегом, мечутся в поисках мормышки, обживленной щедрой кистью мотыля, жадноглазые хищные рыбы, плотной чешуей одетые в "матросские тельняшки".
И ведь не поймет душа, как ни старайся растолковать умом, почему нельзя ей на рыбалку; до тех пор не поймет, пока не вырвется все-таки на ледовые просторы, комкаемые в объятьях густого и почти осязаемого морозного воздуха, и пока не проймет эту самую душу стылый и злющий ветер, легко пробирающийся сквозь плотный "слоеный пирог" одежды и исподнего белья...
Так-то и мы с Настей помаялись-помаялись весь субботний день в теплой квартире возле телевизора и добросовестно обогревающих жилье батарей, да, махнув на все рукой, после обеда, не сговариваясь, стали навьючивать на себя вороха рыбацкой одежи. Затон от нас недалеко расположен, но это - как посмотреть. Вот вроде бы и рядом совсем, лишь за поселок выйти и с яра спуститься. Но когда в лицо тебе дует ледяной ветер, будто стеклянной крошкой напитанный влагой, приносимой со стороны незамерзшего даже в такой мороз фарватера, путь кажется в два, а то и в три раза длиннее.
Но все ж упорно, кутаясь в шарфы и надвигая на глаза капюшоны, добрели до места, где случался у нас в прошлый раз окуневый клев, и, пробурив лунки в заметно наросшем за неделю льду, стали разматывать снасти. Мотыля надеть на крючок при такой погоде - и то оказывается нелегким занятием. Нежные личинки моментально замерзают и становятся хрупкими и ломкими - отогреваем их дыханием.
Вольфрамовые мормышки, пробив наросшую за секунды корочку льда, ныряют в тягучую от мороза воду. И теперь, поигрывая удильниками, не снимая рукавиц, только и успеваем очищать ото льда лунки, обмерзающие кивки и лески. Сели на стульчики, и холод стал быстро забираться под одежду и холодить разгоряченное ходьбой тело. Ледяной ветер обжигал щеки, перехватывал холодом дыхание. Вырывающийся изо рта пар, который тут же оседал пушистым инеем на бровях и ресницах, мешал наблюдать за кивками.
Выдержав лишь час такой рыбалки, которую иначе как пыткой и назвать нельзя, за все свои старания и страдания мы были награждены одной-разъединственной поклевкой окуня, который, будучи выброшенным на лед, моментально покрылся ледяной корочкой, как какой-нибудь минтай в рыбном отделе гастронома.
На следующий день намерзшаяся супруга рыбачить наотрез отказалась, даже несмотря на обещанное синоптиками потепление, а вот я, проснувшись по сигналу будильника, посмотрел на столбик термометра за окном и, с приятным удивлением обнаружив, что "за бортом" всего лишь минус восемь, стал собираться.
На улице оказалось пасмурно, ветер с Волги, хотя и не такой злющий, как накануне, по-прежнему неприятно бил в лицо. На вчерашнем месте останавливаться не стал, решив пройти вдоль яря ближе к ухвостью затона, по пути делая лунки по береговому свалу. В первых лунках оказалось пусто, несмотря на то что проверил мормышкой весь восьмиметровый горизонт воды, от дна до нижней кромки льда.
Впереди, где широкая песчаная коса разделяет затон на два неравных по размеру ответвления, на лед выезжает мотоцикл с тремя рыбаками, которые, расположившись и пробурив лунки, начинают взмахивать руками, рыбача на балансиры или блесны. А ведь еще неделю назад едва ли кто-нибудь решился выехать на лед. Теперь же, пожалуй, не то что мотоцикл, но и грузовой автомобиль сможет без труда проехаться...
Это я к тому, что лунки бурить стало не в пример труднее и по времени дольше. Но лениться тоже нельзя, потому что из свежепробуренных лунок все же удается выхватывать одного-двух, а то и сразу трех окуньков вполне едового размера. Эх ты, доля рыбацкая!.. Скрежет вгрызающихся в лед ножей. Проверяю лунку - пусто. Снова скрежет. Убрав ледяное крошево, опускаю снасть в воду. Оп-паньки - очередной "полосатик" выгнул хвост, даже с мормышкой в губе пытаясь заглотать личинку мотыля!
На одной из лунок долго не могу подсечь заинтересовавшуюся мормышкой рыбу, и уже собираюсь сменить место ловли, в сердцах греша на безобразничающую мелочь. Но когда нерешительный некто все же цепляется на крючок, по весу понимаю, что клюнула далеко не мелочь, а по характеру сопротивления - явно не окунь.
К удивлению, рядом с лункой запрыгал подлещик поболее ладони, каким-то образом умудрившийся заглотать тяжелую и объемную окуневую мормышку с крупным крючком. А на следующей лунке попавшаяся крупная плотва и вовсе заставила задуматься, что поклевки белой рыбы происходят отнюдь не случайно, поэтому, пожалуй, стоит прикормить это место.
Сыплю прямо в лунки магазинную прикормку, которая значится как "универсальная зимняя", размешиваю ее черпаком. Течения в месте ловли нет, и кормовые частички рано или поздно все-равно опустятся на дно. А столб соблазнительной прикормочной мути в любом случае не помешает.
Разматываю удочки, оснащенные небольшими мормышками типа "муравей", покрашенными черным лаком. Для шестиметровой глубины они, конечно, легковаты, поэтому тонут очень медленно, но для белой рыбы, думается, должны быть привлекательнее, чем предназначенные для ловли окуня вольфрамовые "гири".
Правда, над неподвижными кивками удочек сидеть мне быстро надоедает, и я снова отправляюсь на поиск окуня. Но время близится к обеду, и утреннюю охоту полосатый хищник, как видно, прекратил. По крайней мере, поклевки его стали происходить заметно реже.
Пока колдую над лунками, вымучивая редких окушков, из-за косы выходит и направляется в мою сторону пожилой рыболов. Подойдя и поздоровавшись, как водится, в первую очередь спрашивает о клеве. Получив ответ, начинает переживать, что просидел полдня на мелководье, ожидаючи плотву, но вымучил лишь тройку небольших рыбешек.
- А мне сегодня плотва и подлещик попались, - говорю ему.
- Это где же? - заинтересованно уточняет рыбак.
- А вон в тех лунках, где у меня две удочки стоят, - указываю рукой и, встав со стульчика, иду, чтобы поточнее указать рыбаку место, потому как заметно, что он тоже вознамерился попытать здесь удачи.
Подходя к своим удочкам, вижу, как на одной из них лихорадочно дергается кивок, а потом удочка и вовсе "клюет" шестиком в лунку. Подхватываю ее и, почувствовав резво бьющуюся на глубину рыбину, начинаю выводить на тонкой пружинящей леске. Из лунки, серебрясь чешуей, появляется крупная плотва, возмущенно трепещущая бурым хвостом.
Молча демонстрирую деду улов, и он, понятное дело, тут же разбирает свой ледобур и проделывает лунки метрах в семи от меня, поближе к берегу. Начинает налаживать поплавочные удочки, крючки которых наживляет изрядными катышами теста.
Долго разматывая леску и никак не доставая до дна, сосед удивленно спрашивает:
- Какая же здесь глубина?
- Да метров шесть или семь, - отвечаю ему.
- И что здесь плотве делать? - размышляет дед, оглядывая стеной возвышающийся над берегом высокий крутояр.
Травы здесь на дне нету, да и само дно глинистое и твердое. Сосед вопросительно глядит на меня, но я лишь недоуменно пожимаю плечами, но не успеваю ответить, потому что снова происходит поклевка, и еще одна товарная плотвица выплясывает около лунки. А ведь, и правда, у высокого обрывистого берега плотву рыбаки никогда не ловили - здесь, на глубине, держался в основном окунь, в большую воду заходил и оставался судак, и совсем уж редко попадался налим. Плотву же в основном ловили у противоположного пологого берега на 2-3-метровой глубине, где все лето буйно разрасталась водная растительность, а с первыми морозами опускалась на дно, устилая его сплошным ковром.
- Ты на что ловишь? - спрашивает меня рыбак, когда достаю из лунки очередную плотву.
Раскрываю "секрет" и предлагаю поделиться насадкой. Дед не отказывается, беря из мотыльницы щепоть личинок и заменяя наживку на одной из двух удочек. А у меня тем временем происходят поклевки то на одной, то на второй удочке. Легкие мормышки после поклевки очень долго опускаются на большую глубину, но как только ее достигают, уже через полминуты бывают атакованы плотвой, а после подсечки - снова быстрое вываживание и долгое опускание на дно. С этой канителью одну удочку я все же безнадежно запутал и, убрав ее в сторону, стал орудовать оставшейся снастью.
Через час или чуть меньше поклевки стали реже, потому решаю еще подкормить, а пока опускается на дно прикормка, "подкормиться" самому, то бишь попить из термоса чаю.
Наливаю в кружку ароматный дымящийся напиток, который приятно горчит от брошенного в него при заварке кусочка имбирного корня, предлагаю соседу.
- Погрейся, отец, чайком горячим.
Но, в отличие от предложенного мотыля, от чая рыбак отказывается. Оно и понятно: чай - не водка, много не выпьешь...
Между тем, похоже, дошла до дна прикормка, или просто подплыла очередная стайка: кивок одной из удочек настойчиво кивнул два раза, требуя незамедлительной подсечки.
А сосед мой, словив за все время лишь пяток рыбешек, собирается и, пожелав удачи, уходит. Свои лунки он не прикармливал и, может быть, поэтому клева не дождался. Да и у меня клев уже не тот, и с перерывами 10-15 минут удается вылавливать по две-три рыбки.
День давно перевалил за вторую половину. Стало заметно теплее, да и ветер, уже не такой колючий, как утром, постепенно меняет направление на южный. Горизонт начинает затягиваться влажной мутной пеленой то ли дымки, то ли мороси. Уходят крещенские морозы, уступая место оттепели, и, как видно, почувствовав это, ожила и загуляла в глубине затона красноглазая рыба плотва, говея после затяжного морозного поста.
Виталий Волков, Волгоградская обл.
Фото автора
