У края полыньи

Две недели не посещал водоемы, были на то объективные бытовые причины, но рыбацкую душу не обманешь - снятся ночь за ночью сны, в коих «тягаю» я голавлей и лещей, но почему-то в летнюю пору. А на дворе еще март, с его непредсказуемой погодой: завьюжить может, а следом резкое повышение температуры с оттепелью и капелью…

Обзваниваю знакомых рыбаков, чтоб сориентироваться, куда лучше отправиться в ближайшие выходные. Разные вести от них получаю, один неплохо обрыбился по открытой воде на Дону, причем в черте города. Взял спиннингом на джиг-головку с зеленой десятисантиметровой резиновой рыбкой пятерых судаков. И очень даже приличных: от кило до трех килограммов весом. Сходу предложил к нему присоседиться, но не любитель я махать спиннингом при минусовых температурах, да и слишком экстремальна такая рыбалка для моего возраста - берега в снежных застругах, чуть не рассчитаешь, и уж по пояс в воде оказаться можно.

Другое предложение от старинного приятеля было более заманчиво, и отправились мы с ним следующим утром еще затемно в верховья водохранилища, точнее в ту его часть, где еще не потеряла течения, давшая ему жизнь, река Воронеж.

Знакомец наш там, на кордоне, проживал - егерь Николай, у его избушки и припарковали старенькую «Волгу».

 - Не, парни! - воскликнул предупрежденный заранее о цели нашего визита хозяин, - одних я вас отпустить никак не могу. Лед толщиной хоть и в полметра, но потемнел и стал рыхлым, во многих местах образовались промоины.

Возражать не стали, до места лова нужно оттопать километра два через заросли сухостойного тростника и склонившегося к ледяной поверхности пожухлого рогоза - самых, что ни на есть опасных мест. Весеннее яркое солнце греет те стебли, образуя вкруг них опасные западни, припорошенные снежком - отдушины.

Потому и отправились впятером: мы, егерь и две его лайки.

 - Собачки не дадут нам под лед провалиться, - прокомментировал их присутствие охранник лесных и водных угодий, - а заодно я с ними и сетевиков пошугаю.

Обученные сибирские лайки бежали легкой трусцой в нескольких шагах перед нами, и не по прямой, скрадывая расстояние, а петляя, на, казалось бы, однообразном просторе заболоченной и прикрытой просевшим снегом припойменной низменности. Их природное чутье подсказывало, как избегать скрытых под белесой пеленой, топких ловушек…

Забрезжил рассвет, а мы уж дошли до места лова. Остров по центру русла. С одной стороны открытая вода, с другой - затишек, но с многочисленными полыньями.

 - У ледяных прорех и ловите, но ближе двух метров к ним не подходите, - напутствовал провожатый, а сам с карабином за плечом отправился инспектировать подотчетные владения.

Страшновато близко к полынье подходить, шевелится там истонченный ледок, водой заливается. Забурились метрах в десяти от нее. Лед толстый, но рыхловатый, в зимнюю стужу и грузовик выдержал бы, одно знатно - поддается ледобуру сходу… Вот и первая поклевка на мормышку, причем на обычную дробинку, еще не заправленную мотылем, - просто изучал глубину и не успел ее оснастить. Подсекаю - мелкий подлещик, нет, приврал, совсем малюха - граммов на пятьдесят, отпускаю его восвояси.

Наживляю крючок мотылем, с полводы резкий качок кивка, и… опять, чуть поболее размером, детеныш леща оказывается в руках…

Меняю мормышки, насадки, но ни искусные малые блесенки, ни навозный червь и опарыш не привлекают достойную рыбу. Все тот же подлещик-недомерок, а глубина-то приличная, около семи метров. У моего напарника та же картина, а время медленно движется к полудню и мелкотню надоело отпускать - мерзнуть от ее слизи начали руки.

 - Слушай, Юрец, - не выдерживает приятель, - нам же егерь сказал, что ловить надо поближе к полынье. Туда, мол, на свежую воду, пред нерестом крупная плотва подходит.

То правда, но как-то боязно двинуться к исходящему паром, промытому течением  и дышащему открытому в ледяной тверди, окошку. Благо, на всякий случай пешню прихватили.

Иду с рыбацким посохом, утепленную куртку предварительно скинув, простукиваю лед - держит покамест, но пред кромкой, за полметра, стальное жало пешни пробило при легком нажатии ледяной покров. Откинулся на спину, отполз, но «инструменту» своему, снабженному петлей, накинутой на кисть, в пучину не позволил отправиться.

Безопасная зона ловли определилась, как и предупреждал старожил здешних мест, в двух метрах от границы воды.

Вновь забурились по периметру. Глубина резко упала: от лунки до лунки, где полтора, а где и два метра. На мормышечные снасти начал ловиться опять же подлещик, правда, покрупнее, до трехсот граммов. Но поклевки редкие, да и очень ленивые, чуть прозевал и… лишился на мормышке насадки.

Перешли на поплавочные удочки, и тут… вот она - удача! К прикормленным пред тем тертыми сухарями лункам подошла вожделенная плотва. И какая! Отборные, толстобрюхие, набитые икрой рыбины, до полукилограмма весом, порой садились сразу на два крючка. А это пусть и при слабом сопротивлении в эту пору красноглазок, но при тончайшей лесе - поистине огромное наслаждение и прилив адреналина в кровь. Брала же исключительно на катышки черного хлеба, пренебрегая любыми животными наживками…

Не заметили, в азарте ловли, подошедшего к нам «хозяина» окрестных просторов.

 - Неплохо обрыбились, - констатировал он, - да и нам с собачками повезло, ни одного нарушителя не заметили, пока спокойно в этих местах.

Возвратились на кордон засветло, да задержались. После наслаждения от вкушения жарехи, приготовленной добродушным охотоведом, и отведывания сочной, скорого посола плотвиной икры, под рюмочку, остались и на ночевку…