Тот самый крючок

Каждый из нас, вспоминая дни своей жизни, отмечает знаковые моменты ее, когда человек, подходя к определенной планке своего развития, делает самостоятельный шаг и не всегда с разрешения старших, но шаг этот крайне важен для него именно в этот момент, ибо определяет он переход в иное пространство и состояние, к чему человек уже давно подошел и топчется в нерешительности на месте, скованный запретами вышестоящих. Душа же его вызрела для новых важных для него поступков, томится от бездействия и нерешительности самого же человека и терпеливо ждет своего часа, когда плоть поймет и двинется вслед за ее порывами.

Послеполуденный июльский зной начал спадать, и я тихо побрел на свое насиженное место на краю высоченного, по моим меркам, песчаного бугра над рекой моего детства – Мокшей. Каждый вечер я сидел здесь наедине с огромным Миром окружающего пространства, сидел, терпеливо ожидая ватагу ребят с нашего конца села Котелино.

Среди пацанов находился мой старший брат Коля, проводивший время на реке почти ежедневно. Я же томился с малышней наверху, в деревне, снедаемый мыслями о неизведанной речной жизни, о ее многоликости и многогранности, река владела всеми моими помыслами. Не один раз я просился у родителей и у брата, но тому не хотелось брать на себя обузу по досмотру за мной, а старшие просто отмахивались от меня, видя во мне совсем еще малого ребенка. Незаметно взрослеют дети, а между тем я уже был готов к решительным поступкам, понимая, что если я сам не заявлю о себе, быть мне в малышне до школы.

Передо мной расстилались все те же речные просторы, заливные луга поймы реки застыли в фотографическом безмолвии. Уставший шалун – ветер после жаркого июльского дня и беспрерывной беготни наконец угомонился, и все окрест зафиксировалось в затухающей знойной неподвижности. Погрузившись в созерцание знакомого пейзажа, я до такой степени ушел в себя, что не заметил наступления ночи. Издали послышались звонкие голоса ребят. Живо вскочив, стремглав побежал навстречу. Шумные, возбужденные, еще более почерневшие от загара, они резво поднимались к своим домам, где каждого ждал незамысловатый ужин. Почти все шли с удочками наперевес, в руках болтались снизки наловленной рыбы.

Подбегаю к брату, забираю у него улов и с гордостью, как будто сам наловил, несу, реально ощущая себя частью этого фонтанирующего, только что пережитыми рыбацкими страстями, коллектива.

Так бурлящей толпой мы и врывались в почти спящее село, на короткое время оно оживало и, вскоре отужинав, все спали крепко и беспробудно. Утром я тоскливо смотрел вслед беспрерывно галдящей детворе, уходящей туда, где удивительно интересно и весело.
В очередной погожий июльский, знойный день посетила меня неописуемая решимость, после которой взрослее на порядок становится человек. Непременно сегодня мне надо собираться туда в запретное место, ибо я был уже не в состоянии бороться с искушением того, что притягивало меня беспредельно. Смело иду к плетню огорода, вытаскиваю длинную, выжаренную хворостину, более всего напоминающую удилище брата. Начало положено. В коробке у матери нахожу белую нитку, соображаю, что она будет незаметнее всего в воде, вместо поплавка привязываю небольшой кусочек сосновой коры, тут же подправленной ножичком из отцова инструмента и тут ухожу в штопор от мысли о крючке.

Как же я запамятовал, что у меня нет наиглавнейшего рыбацкого атрибута.

Всю мою неискоренимую решимость как ветром сдуло, грандиозная затея срывалась. Крючок, где взять крючок? Ребенок смотрит на неразрешимые проблемы с высоты своего возраста, и я смело принимаю решение изготовить его самостоятельно. Надо сказать, что я постоянно крутился возле отца, мастерившего в небольшом сарае, процесс изготовления чего-либо притягивал меня магнетически. Поэтому начальные познания у меня, несомненно, были, да и инструмент лежал под руками.

Нахожу тонкую алюминиевую проволоку, с невероятной изобретательностью выгибаю круглогубцами колечко крючка, а затем и сам крючок, расплющиваю кончик маленьким молоточком, заостряю, по возможности, мелким напильником и «оба на» – крючок готов. Вот он лежит на моей ладони, и цены ему нет. Это ничего, что он в разы крупнее того, что у брата, но ведь он ловит рыбок с ладошку, ну, а мне наверняка будет попадаться с руку, надо только червей поздоровее накопать.

Вспоминаю и диву даюсь: как сумел шестилетний «клоп» изготовить такое изделие, а, впрочем, так и пошел я по жизни с правильно поставленными руками, как говорят, что Бог дал, то с тобой и будет. С чувством необычайного воодушевления после удавшегося проекта, стремглав бегу к навозной куче за хлевом в огороде. Теперь дело за червями, мы их с братом постоянно здесь копали, только он, чудак, почему-то всегда выбирал некрупных, а мне нужны только огромные – самые, самые.

В конце огорода возится мать, пропалывает картошку, только бы не заметила моих поползновений, иначе вся моя затея летит в тар тарары. Нетерпение мое возрастает с каждым выкопанным червем. Полуденный зной спадает, скоро солнце закатится за соседний бугор и наступит час икс для всех юных рыбаков, вечерняя зорька, как говорил мой брат. Трясущимися от волнения руками хватаю консервную банку с червями, уникальное свое сокровище — удочку и тихо, по-партизански, пригибаясь за плетнем, хотя он был гораздо выше меня, чтобы мать не заметила, лечу что есть сил к реке. Раскаленный песок невероятно прибавляет мне прыти, дико обжигая мои босые ноги. Река меня ждет.

Ребята уже стояли извилистой лентой вдоль берега с гнутыми орешниковыми удилищами наперевес. Мое появление вызвало бурное оживление в их рядах. Сам факт моего прихода было уже событием, но когда они узнали, что хворостина в моих руках — моя удочка, да еще с таким умопомрачительным крючком, то они покатились со смеху. Звонкий детский хохот эхом отзывался от противоположного крутого берега.

Прибежал мой брат, забыв даже спросить, как я мог нарушить родительский запрет, настолько его поразило мое изделие. На вопрос: что я собираюсь делать этим дрыном – последовал мой гордый ответ: ловить рыбу. Ребята просто легли по берегу от хохота, они ржали, как стадо жеребят. Брату было обидно за меня, что я стал посмешищем, видя всю безнадежность моей затеи, он стал отговаривать меня, предлагая ловить рыбу вместе с ним.

Ну, нет. С таким вожделением изготавливать свою удочку, связывать с ней такие надежды по ловле непременно крупной рыбы, чтобы удивить всех ребят и тем самым попасть в их ряды, и сразу отказаться от своей мечты. Я стал жутко настаивать на том, чтобы брат научил меня ловить рыбу именно на мою удочку. Чтобы отвязаться от меня, брат Коля взял из рук мою «драгоценность», выбрал просто огромного червя, с большим трудом насадил его на мой крючище, не сразу, но закинул его в воду возле травы и отдал удочку мне в руки. Лови, только отвяжись – и пошел к своему месту.

Меж тем ребята все потешались надо мной, подтрунивая и гогоча, ждали, чем закончится первая моя в жизни рыбалка. А я ликовал. Наконец-то свершилось, сбылось сокровенное, о чем думал бесчисленное количество раз. Совершенно счастливый я гордо держал первое в своей жизни рыболовное изделие, которое сейчас непременно начнет ловить рыбу.

По совету ребят, неотрывно наблюдая за поплавком, неподвижно лежащем на водной глади, я вдруг увидел, как он мелко задрожал и стал уходить в сторону. Тащи, тащи закричали ошалевшие ребята – на удочку с сомовьим крючком клюнула рыба. Они совершенно забыли про свои снасти, представление во главе со мной напрочь отвлекло их от своего рыболовного занятия. Неловко потянув вверх удочку, я на противоположном конце почувствовал какое-то трепыханье, там что-то дергалось.

Именно с того момента и по сей день я испытываю удивительное состояние при вываживании рыбы. От вибраций севшей на крючок рыбы завибрировали все струны моей души. Я волоком тянул рыбу наверх, вот уже показался из воды здоровенный ерш и, увидя толпу галдящих мальчишек, благополучно выплюнул крючок. Я стоял оторопевший, совершенно ничего не понимая, только что видел и ощущал рыбу, и вот уже ничего нет.

Подбежал брат, удивляясь наравне с ребятами. В это невозможно было поверить, на мою невероятную снасть клевало. Поправив червя, он вновь закинул удочку. И снова, неотрывно смотря на кусочек коры моего поплавка, поняв, что именно он будет сообщать мне о поклевке рыбы, я завороженно ожидаю продолжение действа. Притихшие ребята также не отрывают глаз от меня и моего, как они называли, «дрына». На этот раз кусочек коры ровно и неуклонно пошел под воду.

Клюет, тяни быстрей. Тяну, что есть мочи, и очередной ерш, глотнув деревенского воздуха, благополучно соскочил с моего крючка. Конечно же, ерши висли на немаленьком черве и с сожалением, но в любой момент избавлялись от него. Так продолжалось несколько раз и, только потеряв надежду что-то поймать, я дал реву. У всех рыба ловилась, а моя убегала. Брат как мог успокаивал меня, но разочарование было столь велико, что угомонился я только тогда, когда брат поставил меня рядом с собой, дал свою удочку в мои руки и вместе со мной ловил ершей, коих было в прибрежной траве превеликое множество.

Вот так сбылась моя мечта, я был принят в ряды нашей «пацанвы», брат понял, что я повзрослел, и стал брать меня с собой на реку. И с тех пор я стал постоянным участником всех ребячьих игр и рыболовных баталий. Вскоре у меня появилась настоящая удочка с леской, поплавком-пробкой и самым настоящим крючком. Если бы я был немного поумней и подальновидней, то непременно сохранил тот самый крючок, с которого и началась моя рыболовная биография.

Василий Зиньков, г. Рязань