Таймень Сихотэ-Алиня

Татьяна Соколова

Июль 2006 года. Хабаровский край. Ржавый от таежной грязи “крузак” с бычьим упорством зарылся в очередную протоку. Восемь часов неимоверной тряски. День почти уснул. Удэгейская деревня Красный Яр. Ведро воды на голову. Полегчало. Наш проводник и друг – удэгеец Серега грузит в лодку топливо и пожитки. Жена Ириша заботливо подливает борщ с мясом козы. Походные “сто граммов” закусываем сырой изюбревой печенкой и вкуснейшей рисовой лапшой с козлятиной. Полирнув удэгейские разносолы огуречно-помидорно-луковым салатом с таежного огорода, мы попрыгали в лодку. Заблудившееся в тучах солнышко помигало последними лучиками и, бросив нас на произвол судьбы, мирно удалилось почивать.

Ветер засвистел между сопками. Вездесущая морось. Брызги. Стена дождя рухнула на нас холодной гадостью. Свитера, флисы, “непромокаемые” костюмы – сдались под натиском стихии. Река запузырилась черными фонтанами. Сопки сдвинулись хмурыми бровями. Лодка отчаянно взбиралась на перекаты. Впереди еще пять часов пути до первого зимовья. Ветер перебирал продрогшие косточки. Не спасали даже химзащитовские плащи. Ну, здравствуй, Сихотэ-Алинь! Душевная встреча!


За полночь мы добрались до первой охотничьей избушки. Лодка с разгона влетела в протоку и устало притулилась к деревянной лестнице. Уму непостижимо, как Серега, в полной темноте, в грохоте ливня, умудрялся уворачиваться от корчей и проскакивать валуны? Это же какое звериное чутье надо иметь, чтобы не впилиться в залом и остаться в живых, да еще чтобы лодку не перевернуло! Отчаянный народ – эти удэгейцы. Уважаю!

Утро встретило нас мелким дождичком, но нам уже не привыкать. В горах накануне прошли сильные ливни, вода поднялась еще выше, затопленные косы кивали верхушками кустов, река как­то отяжелела и стала совсем черной. Над туманом нависли грозные скальники. Сто двадцать километров мы вчера отмахали. До “нашей” избушки осталось еще сто восемьдесят. Заломы ощетинились свежими корчами. Прохода нет. “Танюша! Падай!” – прищурившись, Серега выглядел узкий лаз, и, прибавив газку, втиснул лодку между корчами. Лодка вскарабкалась брюхом на затопленное бревно и на секунду застыла с задранным носом. Подняв мотор, Серега деловито скомандовал: “Давай на нос!”

Мы с Димой кубарем перекатились через поклажу. Лодка поднатужилась и юркнула носом за корч.

Взревел мотор, резанул струю и выплюнул лодку в бешеный перекат. Дима мгновенно схватился за шест и уперся в топляк. Течение упорно тянуло лодку под залом. Пританцовывая кормой, лодка натруженно утюжила струю, сантиметр за сантиметром приближаясь к свободе. Все. Прошли. Сердце колотилось где­-то на кончиках волос.

“Не бери в голову, Танюша! Таких заломов еще больше десятка будет!” –
успокоил Серега. Глядя на невозмутимое лицо Димы, нашего партнера и товарища из Владивостока, я поверила, что все будет хорошо. Но внутри все трусливо дрожало от страха. После шестого или седьмого залома я осмелела и, оглянувшись вокруг, аж захлебнулась от дикой, первозданной, таежной красоты. Тут и солнышко чуть протиснулось сквозь лохмотья туч. Мутный поток плеса зазолотился веселыми зайчиками.

 – Пора попить чайку! – причалил лодку в протоке Серега.

 – Красиво? – Дима кивнул в горизонт. – Плес это одно из любимых тайменевых мест. Смотри! Крутая сопка со скальником. Значит, эта сторона плеса всегда глубокая. На Бикине это обычно два или два с половиной метра. Видела под нами цепь подводных валунов и затопленный коряжник? Это тайменевые хоромы. Таймень, как и любая рыба, любит жить рядом с укрытием. Заломы или вот отдельно поваленные деревья.

Дима махнул в сторону одинокого корча­-исполина, мощное корневище которого не сдавалось под натиском реки.

 – Или углубления в берегах, как ты говоришь, “жабовники”. Поток несется по основному руслу, как бы омывая эти “карманы”, и потому вода в них поспокойнее. Тайменю нравится таиться в таких местах. А течение всегда несет много корма. То хариус скатится, то ленок на отдых подойдет. Реальный таймень в Бикине – это одиннадцать-­пятнадцать килограммов. Такому расти лет девять-­десять, а то и больше. А трофейный –
это около двадцати. Самого крупного я ловил на девятнадцать кило. Есть и больше, но я не ловил. Так вот, даже подросток-­таймень, когда “сядет”, как будто мокрая телогрейка повиснет…

 – Знаешь, Танюша, – присоединился к разговору Сергей, – когда идет миграция мышей, вот идешь лодкой под скалой, а мыши прямо-­таки толпами с нее валятся. Особенно когда темнеет. Хотя, мышь – это тайменю на один зуб. Крупный ленок для него – это уже, можно сказать, обед. Белка, норка или соболь – таймень все пожирает, если в воде встретит…

За следующую неделю мы исхлестали всю реку. Но ловились только ленки…


Первые таймени

Коса резко обрывалась глубокой длинной ямой, уходила вправо, как бы защищая яму от быстрого течения. Вода в яме была прозрачной. Поставили по вертушке Niakis. Дмитрий напутствует: “Бросай прямо в течение. Блесну быстро снесет в конец косы, там самая рыба. Проводку делай неспешную, с длинными паузами”. Ленок вылетал из-­под затопленных корчей. Поклевки были сильные и жадные. В волнении от таких успехов я начала ошибаться при вываживании, на долю секунды давая слабину лески, и тут же следовал сход. Один раз, после мощной поклевки, рыба встала. Думала, что зацеп за корч, ослабила леску. Серебристый таймень выпрыгнул из-­за бревна и был таков! Дима растолковал, что некрупный таймень килограммов на пять-­шесть берет на вертушку. Если бы я знала об этом раньше! Ленки из ямы были отличные: тупорылые, толстобрюхие, килограмма по три. Но радость победы омрачил хитрый таймень и собственная глупость.

На другой день, в очередной раз “сломав голову в поисках тайменя”, стали искать протоки. К месту слияния с рекой подходили сверху, сплавляясь без мотора. То, что мы увидели, поразило даже бывалого проводника Серегу. По узкой протоке бесконечной вереницей шли ленки. Неторопливо, без толкотни. В шеренгах по четыре-­шесть особей ленки, как римские легионы, вливались в основное русло. Мы долго не могли прийти в себя, и, отложив спиннинги, неспешно плыли по Бикину, молча восхищаясь суровым и гордым таежным великолепием.

Солнышко иногда прогуливалось по сопкам. Река потихоньку светлела. Открывались косы и перекаты. Даже воздух стал как-­то прозрачнее и легче. Бикин величественно нес свои воды. Возле нашей избушки длиннющий плес, окаймленный шестью перекатами.

Сказочное место! Мой Super Strike упорно полоскал воблер Saruna под каждым корчем на плесе. Норка переплывала реку. Я залюбовалась гармонией и совершенством природы. Маленький мужественный зверек бесстрашно покорял быстрый поток. До берега оставалась пара метров. Страшной змеей таймень вылетел из воды и всей мощью черно-­красного хвоста обрушился на норку. Маленькое тельце покорно плыло по течению. Секунда, другая… Пасть в злобном оскале навсегда поглотила пушистый комочек. Растерянность и бесконечное сожаление от увиденного. Прекрасное и жестокое лицо природы­матушки смотрело на меня. Ветер тихо прошептал – “это жизнь”.

Из­-за поворота показался Дмитрий. Его походка выражала крайнюю степень сердитости.

 – Представляешь, – еще издали замахал руками Дмитрий. – Ловлю на удочку хариуса на перекате. Сел приличный хариус. Я его из воды уже на полметра поднял, вдруг из­под коряги вылетает тайменюга и “чамк” моего хариуса. Мало того, что утек, еще и снасти все поломал, бродяга!

 – Дима! Радуйся, значит, таймень есть! – успокоилась я.

 – А удочки нет! – сердится Дмитрий.

В общем, в тот первый раз тайменей мы несколько раз видели, но так и не поймали…

Сентябрь 2007 года

Все складывалось превосходно. Веселое солнышко превратило двенадцать часов дороги от Владивостока до Красного Яра в приятное путешествие. Когда все хорошо – жди половник дегтя. Так и случилось. Бикин обмелел. Три сотни километров вверх мы ползли почти трое суток. Тяжело груженая лодка скребла перекаты, еле проталкивалась через заломы. Одно счастье – заломов поубавилось. На охотничьей богомолке по традиции помолились. Воблер “под малька” так и висел на своем месте. Год назад в знак благодарности я повесила этот воблер на священное дерево-­богомол, что растет в черной скале, и попросила у буддийских богов мира и процветания реке Бикин и всему удэгейскому народу.

Сихотэ­-Алинь – край уссурийского тигра. Белогрудые медведицы с медвежатами гложут черемуху по берегам. Каменные склоны сопок облюбовали изюбри. Есть рысь. Гадюки ползают прямо возле избушек.

В сумерках подошли к последнему зимовью. Руки по снасти чесались – сил нет. Уговорила Василия, рыбака и охотника, что присматривал за избушкой, “побомбить” под скалой, за перекатом. Быстренько снарядила свой любимый троутовый спиннинг Super Strike, прицепила светлый воблер Saruna 125. В нашей компании “Торговый Дом Соколовых” есть золотое правило. Если едешь на рыбалку, особенно не очень знакомую, то брать надо спиннинги серии Troutin Spin – они никогда не подведут. Если вы в ажиотаже вываживания рыбы не знаете, как правильно поступить, доверьтесь Troutin Spin. Ваше дело будет держать леску в напряжении и крутить катушку. Спиннинг не даст рыбе шанса сойти…

В течение следующего получаса несколько контактов с рыбой – и ни одной результативной подсечки, как так? А Василий тем временем завалил ленка килограммов на пять – завидно.

На следующий день добрались до нашей избушки. Серега принялся варить и жарить, а я и Дима понеслись на плес. На мой Super Strike Дима велел поставить огненно-­рыжую Saruna 125, пояснил, что днем кислотные тона – самое то. Таймень не терпит пришлых, воспринимает как покушение на свою территорию. Как солнце начинает садиться, воблеры надо поменять на спокойные натуральные цвета, лучше под хариуса. Хариус часов с шести начинает прыгать за мошкой, тут его таймень и поджидает. Так что к вечеру там, где хариус, там и таймень. Свой Inter Boron TRBX SS­92SD Дима вооружил красноголовой Saruna 110F. Пока я боролась с крепчайшей застежкой карабина Cross Lock Bearing Swivel от Smith, слышу протяжный свист. Бегом к Диме. А там таймень. Черный красавец с красным хвостом, как дитя, послушно и безропотно полощется у Диминых ног. И вдруг раз! Прыжок! Таймень рванул на перекат! Убежал метров на семьдесят! Дима стоял, как вкопанный, пальцами чуть притормаживая взбесившуюся шпулю. Спиннинг, дрожа каждой карбоновой клеточкой, выгнул напряженную спину... Вываживание началось с начала… У берега таймень торпедой устремился за спасительный корч. Спиннинг отработал рывок – и все кончилось. Дмитрий нежно подтолкнул тайменя на берег…  

Прошла неделя. Днями носились по реке в поисках тайменя, тихонечко проходили над ямами. Таймени нахально стояли меж валунами. Брались только ленки. Я упиралась до невозможности. Представьте себе, уважаемый читатель, километры исхоженных плесов, от переката к перекату, по скользким камням. Серега, проводник, иногда крепко держал меня за руку, а то смыло бы куда­-нибудь к черту. Спину ломило, руки деревенели, ленки замучили, особенно маленькие. Как они упирались! Серега только успевал их снимать. Но так хотелось тайменя! За эту многострадальную неделю я разобралась с проводками и приманками. Удэгеец Серега часто одобрял воблер Saruna: “Тайменевый воблер, точно тебе говорю”.

И вот однажды сплавляемся мы потихонечку и видим: на косе стоит красавец изюбрь. Залюбовались. Изюбрь грациозно ускакал в тайгу, а мы высадились на косу. Место роскошное. Широкий, мощный перекат. Высоченный скальник. Плес с километр. Под скальником длиннющая яма метра два с половиной глубиной, валуны. Узкая коса аж впивается в плес. А попробую­ка я колебалочку от Smith Bach Japan 24 грамма... Цвет возьму покислотней. Блесна так изогнута, что на глубине даже пятьдесят-­шестьдесят сантиметров будет работать отлично. Это уже проверено на Камчатке на кижуче, когда блесну тащило по самому дну мелководья, но это будет уже совсем другая история, уважаемый читатель. Итак – колебалочки.

Заброс. Удачный проход меж валунов. Метров в трех от берега я залюбовалась красавицей Bach Japan. Как красиво идет, даже на мелководье! Таймень выскочил у меня из­под ног и атаковал блесну спереди. От неожиданности я резко выдернула блесну из воды. Разочарованию не было предела. Что тут скажешь! Притормозила бы блесну, и таймень –
мой! Спиннинг отработал бы и на коротком расстоянии. Тут меня как током ударило – значит, я все­таки могу взять тайменя!

Смеркалось. Бледно­голубая Saruna 125 SP полетела под скальник, в самый гребень водоворота. Сильный хлюп. Притормозила. Еще хлюп. Есть! Фрикцион запел так, что зазвенело в ушах. Торможу пальцами, черт, перчатку бы! Сто пятьдесят метров шнура почти на исходе. Чувствую, рыбина сдается! Рукой наглухо зажимаю фрикцион. Рыбина встала. Словно мокрая телогрейка повисла. Неужели?

– Кто там? – кричит Серега.

– Не знаю, – раздраженно отвечаю я.

– Тебя снять на камеру? – не отстает Сергей.

– Иди к черту! – вежливый ответ.

Я боролась с рыбиной как могла, по всем правилам и вопреки им. Выкачивала. Нет эффекта. Рыбина заняла глухую оборону. Спиннинг злобно дрожал. Ну, давай, Super Strike, борись! Я уверена, ты можешь. Не знаю, сколько мы стояли друг против друга, но спиннинг оказался сильнее. Рыбина двинулась на меня, бросилась куда­-то в сторону, но медленно и верно приближалась. Таймень! Небольшой, килограммов на 5–6, но что он вытворял!  

Короткая фотосессия, и таймень отпущен. Я это сделала, я это смогла! О, жадность человеческая, тебе нет предела! Пошел второй заброс. Saruna плюхнулась за струей, и тут же последовал удар. Стоп. Взял? Не поняла! Что делать? Стою без движения. Сильнейший рывок. Визг фрикциона! С бешеной скоростью кручу ручку. Super Strike выгнулся в злобном оскале. Рыба пошла! Она моя! Через несколько минут таймень на берегу. Надо срочно снимать этот момент! Серега лихорадочно достает из­за пазухи камеру, я прыгаю на бьющегося тайменя, поднимаю его и тут понимаю, что он гораздо больше первого.

 – Серега! Этот сколько?

 – Не знаю, сейчас сфоткаю, потом скажу. – Серега быстро освободил тайменя от воблера и отправил в реку. – Килограммов на восемь – точно будет! Ну, ты, Танюша, даешь! Неделю ничего, а тут два заброса – два тайменя!

 – Серега, сейчас еще таймень будет!

Второй таймень так запутал шнур, что карабин пришлось срезать. И тут, в эйфории, я меж камней теряю усиленный мощный карабин Cross Lock Bearing Swivel от Smith. Ставлю карабин попроще, с обыкновенной застежкой. Какая ошибка! Saruna полетела уже в темноту. Это была даже не поклевка. Я так и не успела крутануть ручку катушки. Удилище вылетело из рук. До сих пор не понимаю, как я поймала спиннинг. Рыбина тупо и мощно испытывала на прочность спиннинг, шнур, катушку и меня. Никаких резких движений, рыбина кружила на длину шнура. Ну уж нет! Не позволю! Шла борьба. Фрикцион ослаблен. Шнур контролирую только рукой. Пальцы в кровь. Больно. Спиннинг задрожал от победного возбуждения, сантиметр за сантиметром пожирая шнур... Таймень как-­то выкинулся на берег, дернулся, застучал головой и… карабин расстегнулся!

 – Танюша, бери его скорее, я сфоткаю, – засуетился Серега.

 – Дима, весы!

 – Шестнадцать с половиной килограммов, – констатировал невозмутимый Дмитрий. С виртуозностью хирурга Серега извлек красавицу Saruna из пасти тайменя. “Его величество” вздохнул, нетерпеливо толкнулся хвостом и был таков.

  – Все. Теперь я отдыхаю. Больше мне тайменя не выловить, – устало сказала я. Народ дружно возмутился. Но куда уж больше­-то? Три заброса – три тайменя. А время­-то и часу не прошло – это рекорд. Вот так бывает.

На обратном пути ночевали в зимовье того же Василия.

  – Ты чего мне подарила? – грозно начал Василий.

 – Niakis – очень хорошая блесна, – парировала я.

 – Я из-­за тебя вчера штук сорок ленков на эту блесну поймал, еле дотащил. Теперь вот на всю деревню копчу, – пожаловался на тяжелую жизнь Василий.

Тут поспел чайник. За разговорами не заметили, что уже глубокая ночь. Звезды рассыпались по небу. Послышался лай собак – гости к нам, что ли? “Это не собаки, – промурлыкал задремавший Серега, – это вороны так лают”. Волшебный край Сихотэ­Алинь… Край легенд и сказаний, мудрого и мужественного народа, величественной и грозной красоты. До новой встречи, драгоценный моему сердцу Сихотэ-­Алинь!