Страсть
Аркадий Аркадьевич Зуев слыл человеком рациональным. Он истово верил в строгую красоту цифр, логику мышления и не выносил беспорядка, будь то брошеная где попало газета или мусор розовых иллюзий и романтических восторгов. Аркадий Аркадьевич твердо знал, что вода мокрая, а небо синее, что зарплата будет десятого числа, а лето начнется в июне...
Лето началось обильным снегопадом, что-то разладилось на небесах, и Аркадий Аркадьевич, неодобрительно глядя в хмурое небо, засеменил к ближайшему киоску. Купив свежую газету, он вернулся во двор и, наполненный ехидством, заговорил с соседом Гризлизубовым, которого во дворе запросто звали Пашкой несмотря на его седой волос.
- Вот Вы зря сидите на бордюре, Павел Иванович. Камень холодный, простудитесь. Соизвольте-ка заметить, что творится вокруг. Казус, истинный казус! Как я уже вам неоднократно сообщал, современные методы прогнозирования погоды несовершенны. Вы только поглядите сюда, - Аркадий Аркадьевич оскорбленно ткнул пальцем в сводку погоды. - Без осадков, ясно, ветер южный... Каково, а?!
- Да бросьте вы, Аркадий Аркадьевич, - отмахнулся Гризлизубов. - Раздует тучи ветерком, и будет вам ясно. Обычные выкрутасы погоды. Зато какая свежесть, нюхните! Чуете, а? Поедемте лучше на рыбалку. Плотва, говорят, сама на крючок вешается. Вот прямо сейчас собирайтесь, и поедем! Надо же вас хоть на денек к природе приобщить. Поедемте! Уху на лоне, как говорится, я обещаю, ну и... - Пашка щелкнул себя по горлу и выразительно подмигнул.
- Глупостями занимаетесь, Гризлизубов, - строго вымолвил Аркадий Аркадьевич и ушел, также неодобрительно глядя в небо.
- Фу-ты, ну-ты, фря какая: "глупостями занимаетесь, Гризлизубов!" - весело сплюнул Пашка и пошел копать червей.
Подобные диалоги не были редкостью, и, надо признаться, Гризлизубову совсем не хотелось иметь в компаньонах такую скучную личность, как Зуев, но то ли с досады при виде всегда постной физиономии Аркадия Аркадьевича, то ли от бьющей через край жизнерадостности Гризлизубов неизменно возобновлял этот разговор, который уже стал подобием ритуала.
Прошел год. Аркадий Аркадьевич долго болел и не выходил даже за свежей газетой, а Пашка продавал у пивбара сушеную рыбу, ругался по утрам с дворничихой Афродитой Степановной и чувствовал легкое беспокойство, не понимая его причины. Но однажды...
Однажды летним утром из темного подъезда, пропахшего кошками, выглянул Аркадий Аркадьевич Зуев. Он очень осунулся, но был все так же прям в спине и строг во взоре. Оглядев двор, Аркадий Аркадьевич заметил Гризлизубова.
- Павел Иванович, вот Вы опять сидите на бордюре, а ведь я уже неоднократно сообщал вам, как это вредно.
- Аркаша... Аркадий Аркадьевич!.. - просиявший Гризлизубов вскочил с щербатого бордюра. - Вот чудак-человек!.. Что-то вы подкачали, ведь лица на вас нет. Говорил я вам: без воздуха живете, бумажками дышите! Давайте-ка собирайтесь, и махнем на рыбалку, прямо сейчас, а?!
Аркадий Аркадьевич задумчиво посмотрел в небо, где плыли облака, похожие на ватные пробки, которыми Зуев имел обыкновение затыкать уши.
- Вы знаете, Гризлизубов, я человек строгих правил... - Пашка привычно осклабился. - Но... - Гризлизубов насторожился. - Но,- продолжал, как на исповеди, Аркадий Аркадьевич, - врачи рекомендовали мне свежий воздух в неограниченном количестве, дабы неадекватность... Короче, Павел Иванович, я согласен.
- Вы согласны?! - не веря своим ушам, ужаснулся Пашка.
- Да! - Зуев стоял, как еретик перед сожжением...
Солнце жмурилось и рассыпалось искрами в ласковой речке, в кустах стонали иволги. За колхозным полем худощавые бараны, словно издеваясь, внятно говорили: "Бэ-э-э...".
Аркадий Аркадьевич стоял на берегу в новом костюме и брезгливо смотрел на кривляющегося навозного червяка.
- Павел Иванович, неужели возможно брать в руки такую гадость?!
- Нашли гадость, ты поищи такую гадость! Сам бы ел, да рыбе надо! - хамил озлобленный Гризлизубов. Плюнув на червяка, он забросил снасть и сунул в руки Аркадия Аркадьевича кривую палку.
- Вон видите ту красную пупку? Это поплавок, и, когда рыбка клюнет, он утонет. Утонет, понимаете? - с тонкой иронией втолковывал Гризлизубов.
- Ну и?..
- Что, ну и?.. - Пашка терял терпение.
- А дальше что?
Гризлизубов выругался. Аркадий Аркадьевич, склонясь над ним, молвил, словно говорящий попугай:
- Сопоставляя ваше поведение в жилом массиве и на лоне природы, я бы заметил...
- Клюет! Клюет, кусай тебя блоха!!! - перебил его Пашка.
Поплавок действительно погружался в воду, и вокруг него расходились круги, аккуратные, словно выведенные циркулем.
- Да подсекай ты, подсекай, говорю, мумия сушеная! - Гризлизубов дернул кривую палку вверх, и не выпускающий ее из рук Аркадий Арнадьевич ощутил вдруг что-то живое на конце лески. Это живое потянуло вниз, вбок. Оно упиралось, брызгалось водой и чуть ли не фыркало. В Зуеве вдруг проснулись инстинкты первобытных неорганизованных охотников и рыболовов.
- Прочь! Я сам! - тонко возопил он сунувшемуся было помогать Гризлизубову и шагнул начищенным ботинком в воду.
Силы были неравны, и вскоре на берегу распластался крупный и немного усталый лещ. Золоченый бок его покрылся рубиновыми каплями. И при виде сего великолепия пристыженное солнце скатилось в ближайший буерак. Проступили звезды и кокетливо отразились в реке. На берегу, вздевая вверх длинные руки, мотался Аркадий Аркадьевич. Он не мог успокоиться.
- Ого-го, Пашка, ого-го!.. Какая рыба, ты посмотри, чудак-человек!..
На что Гризлизубов довольно улыбался и отодвигал разбушевавшегося Зуева от обрыва.
Утром следующего дня Гризлизубов, выходя из подъезда, заметил сидящего на бордюре Аркадия Аркадьевича.
- Доброе утро, Павел Иванович, - раскланялся тот. - Вот, Пашка, сам бы ел, да рыбе надо, - неуверенно сказал Зуев и протянул ржавую банку, в которой извивались полосатые навозные черви...
Александр Токарев, г. Йошкар-Ола
