Семеныч, Шуруп и Вованы
Семеныч меня уже ждал. Стояла полная, румяная перед рассветом луна, и приятеля, вольготно растянувшегося на моем излюбленном пригорочке над озером, я углядел издалека.
Спускаясь с насыпи заброшенной узкоколейки, я в который раз, будто Фома неверующий, прижимал ладонь к левому набедренному карману своих камуфлированных штанов. Лакомство для Семеныча - слегка присоленный и обсыпанный свежими листиками петрушки кусочек свежего сала с нежно-розовыми прожилками - было, конечно, на месте.
- Привет, братан! Рыбалку-то нынче гарантируешь?- спросил я, поднявшись на пригорок.
Семеныч, на суше неповоротливый рыжевато-коричневый валенок с ушами, фыркнул, подковылял ко мне и ткнулся носом в сапог. Чего, мол, пустопорожними звуками воздух сотрясаешь? Когда я тебя без рыбки оставлял? Гони-ка, давай, гостинец. Да за дело принимайся. Говорливый дюже, понимаешь...
Семеныч, в природе (до нашего с ним знакомства то бишь) исключительно травоядный, доел сало, еще раз из благодарности ткнулся носом в мой сапог и поковылял к воде в сторонку от моего места, дабы, значит, рыбу не распугать.
Семеныч - ондатра, вернее, ондатр. Когда он впервые появился перед моими глазами, я без всяких сомнений определил, что это матерый самец. Мордаха у него хоть и шкодная, а бесхитростная. И глазки не строит. Самки-то, как и женщины, хлебом не корми - дай пожеманничать, покрасоваться. Хоть кошку возьми, хоть собаку, хоть ондатру, а хоть и вовсе лягушку...
Однажды Владимир Яковлевич, один из наших Вованов, со всей дури рухнул в воду. В принципе, ничего удивительного: такое с ним бывает, поскольку он у нас доктор медицинских наук, психиатр и, ясный лапоть, классический киношный ученый-растрепа. Рухнул, значит, доктор в воду и перепугал бедного Семеныча. Выбрался дружбан на мой пригорочек, сидит, трясет круглоухой головой, и вид у него совершенно ошарашенный. Длинный и толстый голый хвост валяется на травке как бы сам по себе и не принадлежит хозяину. Перепончатые лапы разбросаны по сторонам, враскоряку - верный признак испуга.
Сейчас мы успокоим приятеля, выведем из шока. В рюкзаке у меня для этого есть еще одно лакомство. Против него Семеныч нипочем не устоит, мигом выскочит из депрессии.
Достаю здоровенную морковку, показываю зверю. Круглые глазки его загораются перламутровым огоньком, бесхозный только что хвост подскакивает вверх и с силой шлепает по траве, передние лапы отрываются от земли и тянутся к морковке в просящем жесте.
Вот и все! Много ли животному для счастья надо...Семеныч зажимает морковку в лапах, по-собачьи встряхивается, обдав меня холодными брызгами, и начинает острыми зубками точить лакомый корнеплод с верхушки. Я почесываю приятеля за ушами, глажу легонько по голове. Он жмурит глазки, чуть ли не мурлыкает от удовольствия, но морковку не бросает, продолжает с наслаждением грызть.
Друзья оставляют удочки, подтягиваются полукругом на бесплатное представление, принимаются комментировать ситуацию:
- Папа-мама крысиный...- кряхтит травмированный (я перед этим сделал резкую подсечку и на излете засветил ему в лоб здоровенным карасем - а не лезь под руку!) Иванович.
- Дуров, блин... - впервые с момента появления на озере отзывается завернутый после купания в мой прозрачный дождевик голенький Яковлевч.
- Нянька без лицензии... - добавляет юрист-правовед Вячеславович.
Ревнуют мужики Семеныча ко мне. Им-то он в руки не дается, хотя гостинцы благосклонно принимает и от них. Коли останется без гостинца, будет носиться по всему озеру, рыбу распугивать. Попробуй не угости...
Семеныч не единственный наш друг на рыбалке. Как-то натрескались мы ухи по самые помидоры и завалились спать. Как сидели вокруг кастрюли, так и попадали навзничь, ногами к кострищу, всем остальным на разные стороны света. Лепота сплошная, благорастворение в организме и душе...
Просыпаемся ближе к вечеру. Точнее, первым продираю глаза я. И... здрасте вам! Над моей припухшей от жары и бессовестной обжираловки мордой лица нависает другая, не менее страхолюдная морда кирпичом.
- Шуруп! - дергаюсь машинально в сторону. - Ах ты, собака страшная! Ты чего придурочных дядек пугаешь? А если тебя так-то?
Я становлюсь на четвереньки, выпучиваю глаза и гавкаю во все горло. Вячеславович и доктор, сидящие лицом к лицу, одномоментно вздергиваются и стукаются лбами. Иванович, умудрившийся во сне перевернуться на сто восемьдесят градусов, бодает головой кастрюлю с остатками ухи. Слава Богу, не опрокидывает...
Шуруп смеется. Наверное, из всех пород собачьих только эрдельтерьеры и умеют смеяться. Всем телом, бродяга смеется: лукавой мордахой, хвостиком-сарделькой, буро-рыже-коричневой шкурой своей, пританцовывающими лапами.
Шуруп беспризорный. Живет где-то в рощице. Он уже старый, а вот природной своей игривости не потерял. И не озлобился на весь белый свет. Видно, хозяева были людьми сердобольными, ласковыми и лишь какие-то трагические обстоятельства принудили их расстаться с добродушной собакой.
Скорее всего, и звали когда-то пса не Шурупом. Это Иванович его так окрестил. И философскую платформу подвел. Дескать, в движке автомобильном шурупов не бывает, поскольку там они - как рыбе зонтик, вот и наш Шуруп никому не нужен. Пес на это не обиделся. Принял новое имя как данность, а Владимира Ивановича признал первейшим своим другом и наставником...
Владимир Кочерженко, Тульская обл.