Рыбалка на Бестамаке
Александр Морозов, г. Москва
Фото автора
Просыпаюсь от громкого, звенящего нетерпением шепота отца:
– Саня, вставай! На рыбалочку пора!
Он осторожно трясет меня за плечо, боясь разбудить спящего рядом братишку. Сквозь полуоткрытые, налитые сном веки, вижу на полу спальни острый, режущий глаз, треугольник яркого, электрического света с кухни. Оттуда доносятся негромкие звуки открываемого холодильника, шелест целлофановых пакетов, шум воды из крана, запах заваренного чая – мама снаряжает нас в дорогу.
Не могу сразу проснуться, снова проваливаюсь в зыбкий сон. Так хочется спать, еще только три часа ночи! И теперь уже мама теребит меня за плечо, ласково поглаживает по щеке, приговаривает:
– Санечка, вставай! Папа уже пошел в гараж!
С неохотой вылезаю из-под одеяла, шлепаю босыми ногами по деревянным половицам в туалет. Быстро одеваюсь, беру тяжелую сумку с продуктами. Худенькая, заспанная мама в коричневом халате и тапочках на босу ногу, подает мне курточку – по утрам прохладно – и говорит шутливо:
– Ну, сынок, привези мне рыбки хотя бы на уху!
Но мне не до шуток, я так и не проснулся до конца, не стряхнул вязкие обрывки сна. Торопливо тыкаюсь губами в теплую мамину щеку и сбегаю по лестнице вниз, во двор, в душную темноту летней казахстанской ночи. На улице еще прохладно, дневная жара спала, отступила, спряталась где-то в темноте за сараями, затаилась до первого луча солнца, оставив после себя запах раскаленной пыли.
Отец уже выкатил из гаража и завел наш мотоцикл “Иж” с коляской. Мы называем коляску “люлькой”. Рядом с отцом с зажженной папиросой в зубах стоит сосед с первого этажа Савелий Семенович – крепкий высокий старик с коротким ежиком седых волос. Ноги его плотно вбиты в высокие сапоги, на голове – неизменная голубая кепка. Он – страстный рыбак, и отец всегда берет его с собой. Его место – на заднем сиденье, за отцом. А мое – в люльке, под чехлом, поближе к ветровому стеклу.
А еще с нами едет соседский мальчик Витя Чеботарь. Он старше меня, но мне легко и приятно с ним. Я знаю, что отец выделяет его среди других ребят нашего двора за отзывчиво-легкий характер. Витя всегда приветлив, улыбчив и готов помочь. Он в старой фуфаечке, шапке и сапогах. Чернявое, худощавое лицо его белеет в полумраке, он возбужденно-счастливо улыбается:
– На Бестамак едем! Там окунь хорошо клюет!
– Это далеко?
– Да, часа полтора, не меньше! Это в самом начале пресного Убагана!
– Вот здорово!
Его мама, тетя Катя Чеботарь, тоже вышла проводить нас. Красивая, с большим узлом черных волос на голове и приятной, открытой улыбкой на лице. Мне нравится ее мягкий украинский выговор. Она о чемто негромко говорит с отцом и Савелием Семеновичем, а мы с Витей укладываем вещи в люльку. В самый конец кладем кусок брезента и отцовы сапоги, под ноги – сумки со снедью, рыбацкими припасами, банкой с червями, а сбоку – толстую связку удилищ. Удилищами служат молодые сосенки метра три длиной, очищенные от коры и высушенные на солнце. Ужасно кривые, но гибкие и легкие. Они свисают из коляски метра на два, и когда мотоцикл подпрыгивал на кочке, вместе с ним вверхвниз подпрыгивают удилища, ударяя кончиками по высоким кочкам.
Отец надевает каску, занимает место за рулем. Савелий Семенович последний раз шумно затягивается, отчего красный светлячок огонька, потрескивая, быстро приближается к пальцам, бросает окурок на землю и, кряхтя, занимает свое место. Мотоцикл, жалобно охнув рессорами, проседает на заднее колесо под его грузным телом. Мы с Витей уже давно сидим в коляске, подпрыгивая от нетерпения. Нам непонятно, почему эти взрослые все делают так медленно. Скоро начнет светать!
Выезжаем на трассу – узкую насыпь, прокрытую асфальтом, с редкой цепочкой деревянных телеграфных столбов вдоль нее. Отец прибавляет газа, – нужно успеть до рассвета. Равномерно и высоко урчит мотор, ветер холодной волной бьет по лицу, забирается под чехол коляски.
Привлеченные светом, на ветровое стекло липнут, дрожа крыльями, белые в свете фар бабочки. Мы с Витей жмемся ближе к стеклу, держась за стальную скобу коляски. Мелкие камушки, подпрыгивая под колесами, горохом бьют в днище коляски. А над головой течет глубокое, черное, как ночная река, небо с мерцающими яркими созвездиями и тонкими стрелами падающих звезд...
Едем проселочной дорогой, свернув с трассы возле казахского аула Дузбай. Скорость сразу упала – ехать по песчаной дороге тяжело. Занесенная песком колея петляет среди выжженной серо-желтой травы, с редкими, чернеющими в темноте, деревцами. Справа от дороги в полумраке свинцово-серой, дымящейся лентой змеится
Убаган, временами подходя совсем близко к дороге. Отороченная по берегам густой полосой камыша река медленно течет по глубокому руслу на север, к Кушмуруну. Здесь, в своем нижнем течении, Убаган еще пресный. Его воду можно пить.
– Смотри, смотри! Тушканчики!
В свете фар возникают какие-то фантастические прыгающие фигуры, напоминающие маленьких кенгуру. Это тушканчики – земляные зайцы. Я уже видел их раньше.
Днем они спят, а ночью вылезают из нор. Длинные задние лапки, еще более длинный хвост с кисточкой, короткое тельце с такими же короткими передними лапками. Точно, кенгуру.
А небо уже светлеет-синеет на горизонте. Россыпь звезд над головой становится мельче, тусклее. И вот впереди забрезжили белеющие строения полузаброшенного казахского аула Бестамак на берегу разлившейся, запруженной в этом месте речки Буруктал – притока Убагана.
Останавливаемся у неширокого, метров пятнадцати, залива, тонким рукавом впадающего в реку. Отец глушит мотоцикл, и по ушам сразу бьет тишина. Недалеко, метрах в ста от нас, в густых камышах темнеет фигура рыбака. Он бесшумно размахивает длинными удилищами, словно рак водит длинными усами. Отец, косясь на него, ворчит азартно-раздраженно:
– Поздно мы приехали! Надо было раньше выезжать!
С тонким, резким посвистом гибкое удилище разрезает утренний воздух, хлестко бьет по воде свинцовое грузило, плашмя шлепается на клубящуюся утренним туманом, тревожно-темную воду поплавок.
Леска, неровной линией упавшая на воду, тонет в глубине, и поплавок – обыкновенное, очищенное от пуха гусиное перо, вздрогнув, поднимается над водой верхней, окрашенной в красный цвет, половинкой.
Река еще дремлет под светлеющим небом, укутанная дымкой утреннего тумана, отгороженная от берега плотными зарослями осоки и камыша, открываясь лишь редкими проплешинами вытоптанных, свободных от камыша, подходов к воде. Матово блестят широкие кольца кувшинок, неспешно плавают на воде утки, дремлет казахский аул...
Вдруг рядом с поплавком, выскочив из воды и сверкнув серебристым телом, плоско шлепается обратно крупная рыба, поднимая круги на воде. И еще одна! И еще!
Они словно дразнят нас! Вся река оживает, покрывается кругами. Где-то рядом несмело заводит песню невидимая пичужка, со стороны аула слабо потянуло дымком, заблеяли овцы, с шумом перелетела и плюхнулась на воду утка, с коротким пронзительным писком пронеслась острокрылая речная чайка. Все словно проснулось, пришло в движение.
– Сейчас начнется! – возбужденно потирает руки отец, поглядывая на поплавки.
Семеныч запускает руку в пакет с отваренной пшеницей и бросает жмень зерна в воду, приваживая рыбу. “Жууух!” – мелкой дробью бьют по воде распаренные зерна.
Замечаю, что вокруг происходит что-то не сразу уловимое и осязаемое. Смолкают птицы, не выпрыгивают из воды рыбы, замирает всякое движение. Солнце! Всходит солнце! И все живое замирает, словно приветствует его появление. Наверное, восход солнца – это самое красивое, что я видел в жизни! Узеньким, малиново-красным полукругом оно медленно, словно цепляясь за краешек земли, поднимается над горизонтом, постепенно превращаясь в неправильной формы, сплющенный сверху и снизу, красноватый шар. Такое слабое, зыбкое, еще неяркое. Земля под ним горит таким же красновато-желтым цветом, и на какой-то миг, замерев, не желая оторваться от этой расплавленной полоски земли, дневное светило начинает свой неспешный путь по небу...
Справа от меня, охнув от неожиданности, стремительно хватает удочку Савелий Семеныч и, резко подсекая, вытягивает из воды первую рыбу. Рыба еще трепещет у него в руке, а я краем глаза вижу, что мой правый поплавок в одно мгновение резко нырнул под воду. Сердце екает, заходится в радостном ожидании. Хватаю мокрое удилище, резко тяну вверх и чувствую, как оно прогибается, натягивается леска, резкими, живыми толчками остро разрезая воду и уходя влево, на второй поплавок. Задираю кончик удочки вверх и ощущаю биение тяжелой рыбы на самом конце лески. Крупный полосатый красавец окунь, извиваясь зеленовато-желтым с темными полосками телом, растопырив красные плавники, выскакивает из воды. Осторожно подвожу его к левой руке. Он бьет меня хвостом по ладони, колет острыми, жесткими плавниками, мелкой чешуей, судорожно двигающимися жабрами, трепещет всем телом.
Зевая широко раскрытым ртом с мелкими зубами, рыба, словно с укором, смотрит на меня выпуклым желтым глазом с черным зрачком. Окунь – жадная рыба. Заглатывает наживку целиком, и доставать крючок из глубины его прожорливой пасти каждый раз для меня мучительно. Не хочу делать ему больно, но нет времени аккуратно вытаскивать крючок.
Левый поплавок, до этого неподвижно торчащий из воды, вдруг подпрыгивает и стремительно тонет. Отбрасываю в траву правую удочку с неснятым окунем и хватаю левую, моментально выгибающуюся дугой. Вспенивая воду, опасно натянувшаяся леска уходит в камыши. Этого еще только не хватало! Если рыба в них запутается, придется отрывать крючок. Осторожно, преодолевая дрожью передающееся в руку сопротивление рыбы, подтягиваю ее к берегу вместе с пучком зеленых водорослей. У самого берега рыба, сделав отчаянный прыжок в воздухе, срывается с крючка и темной молнией уходит на глубину. Елки-палки!
Слева посмеивается отец, снимая рыбу с крючка, и, не отрывая глаз от другого поплавка, на ощупь ищет в воде толчками бьющийся от рыбы садок, выпуская туда крупного окуня. Семеныч, забыв о прилипшей в уголке губ погасшей папиросе, резко, с потрохами, с розовыми жабрами, выдирает из пасти окуня окровавленный крючок и трясущимися толстыми пальцами насаживает на него червя из банки. Витя радостно кричит:
– У меня сразу два окуня! – и торжествующе показывает нам две удочки на вытянутых руках с бьющимися на них окунями.
Окончание следует
РЫБАЛКА КРУГЛЫЙ ГОД № 11(361), 2017 г.
