На Дону
Александр Лакшин, г. Тамбов
Инспектор рыбоохраны в ряду общеизвестных профессий, наверное, самая редкая. Во всяком случае, мои встречи с ними можно пересчитать по пальцам одной руки. Хотя и прожил я немало, и рыбачил всегда и везде, куда бы ни попадал.
Последняя встреча с инспектором случилась на Дону в первых числах октября 15 года, в районе ст. Кременской, км в 5 выше по течению. Вот сюда и приехали мы втроем половить чехонь. Рыба на Дону, по уверению Волгоградского форума, на «порядок» вкуснее волжской, а чехонь, да еще осенняя, вообще уникум.
По прогнозу метеорологов, ожидалось похолодание, накануне которого чехонь обычно подходит к берегу и усиленно питается. Мы уже попадали на такой жор, и процесс таскания прямо из-под ног полуметровых рыбин, конечно, запал в душу. Однако похолодание уже случилось, и чехонь клевала в обычном порядке: в сумерках и понемногу ночью. Судак тоже был, правда, ловился не очень – видимо, ход только начался, но поклевывал, и мои товарищи уперлись в его ловлю. Я же большей частью гонял поплавок по кормовому следу от ведра пареной пшеницы, ниже завала из лежащих в воде деревьев. Судак – оно, конечно, хорошо, и ловить приятно, да вот зачем? Сушеный он никакой, да и в ухе на любителя, потому что вкуса собственного не имеет: совсем как рыба хек из советского прошлого. А сушеная тарашка – совсем другое дело: разве не здорово под пиво с рыбой помянуть добрым словом великие русские реки?
Они приплыли с низов, причалили неподалеку, подошли, представились. Надо ли говорить, что рыбалка как процесс получения удовольствия, на этом и закончилась? Инспекторы любых ведомств, по сути, ведут себя одинаково. Впрочем, в нашем случае инкриминировалось нам два некондиционных судачка в садке, тлеющий костер, которым мы согревались ночью, а главное и самое вопиющее, моя машина, стоящая в 32 м от уреза воды, а не в 200, как предписывается Правилами рыболовства Азово-Черноморского бассейна, утвержденными постановлением Правительства РФ.
Судачки были отпущены, костер погас сам, а в отношении меня был составлен протокол о нарушении Правил рыболовства.
Ну, вот зачем мы едем на рыбалку в такую даль? Уж точно не за рыбой: на деньги, потраченные на поездку, ее можно купить целый мешок. Может, уезжаем от городской суеты и сутолоки, от бесконечных неурядиц, а еще от потери чего-то главного, на что следует тратить жизнь? Ведь здесь, на реке, происходит что-то труднообъяснимое. Может, вода, где-то ушедшая в землю, пройдя земное чистилище, еще и заряжается чем-то нам неведомым, чтобы, возродясь в родниках, и собравшись в реки, очистить грязь не только с наших городов и сел, но и с наших душ? Ведь недаром мы так любим смотреть на текущую воду, мечтая при этом о чем-то несбыточном. Недаром вспоминаем дни на берегу, как что-то светлое и счастливое. Отсюда уже не кажутся столь непреложными законы нашего бытия: не верь, не бойся, бей первым – обезоруживающее добро уже заразило нас. И тут появляются они, и их назойливая агрессия не оставляет выбора, кроме как согласиться с их правилами. А в душе только русский национальный оберег – мат, да сознание того, что тебя в очередной раз поимели.
Статья эта есть попытка осмыслить произошедшее задним умом, поскольку «переднего» не хватило. За использование нелитературных оборотов заранее прошу прощения, но в теперешней жизни трудно обойтись без уголовной лексики, тем более что она и есть народное творчество. Самое примечательное для меня, что было в этой истории, – это тезис, который озвучил старший из инспекторов: – Мы государственные служащие и призваны выполнять закон, а не обсуждать его положения. – Сказано было в ответ на утверждение, что 200 м – маразм, призванный убрать с реки рыболовов. Видимо, мешаем?
Что я вообще знал до этой встречи о «донских рыцарях рулетки и безмена»? В середине нулевых, когда мы только намеревались попробовать Дон на предмет рыбалки, я пообщался с одним шапочным знакомым, который все лето жил на Дону. Вдвоем с напарником они ловили на переметы чехонь. 50 крючков с кузнечиками за ночь приносили до 30 рыбин. Днем чехонь солили и сушили. Продавали на рынке. Такой вот бизнес. Об инспекторах он рассказывал просто: с ними можно договориться…
Еще одна история из ст. Кременской. Напротив нее на Дону когда-то была паромная переправа. От переправы осталась уходящая в реку насыпь 30 м длиной. Поджатое насыпью течение убыстрялось, возникала турбулентность, и малек, поднимавшийся с низов, в этих завитках течения терял ориентацию на радость поджидавшей его щуки. Ну не совсем щуки – щуренка граммов 300 весом. Но щурят было много, и поверхность воды около насыпи временами вскипала от их коллективной охоты. К насыпи слева выходила неширокая тихая протока. В ней стояли лодки местных жителей. Мы рыбачили уже неделю, проехали по Дону 50 км, останавливаясь в приглянувшихся местах, но без особого успеха. А здесь хоть мелочь, но клюет, и товарищи мои забавлялись, таская мелкого щуренка и раздавая пойманных местным ребятишкам. Я же в сторонке готовил уху на ужин, когда мимо с мокрым мешком в руках прошел среднего возраста рыбак. На вопрос: – Ну как улов ? – он недовольно махнул рукой и ушел к стоящему неподалеку трактору. Вернувшись за веслами, он остановился рядом, узнал, откуда мы и как успехи, и поведал о себе.
– Рыбы пока нет. Сутки простояли две сетки: пара душманов да подлещ.
Уже через пару минут общения предложил свою лодку.
– С берега тут ничего не поймаешь. А вообще, рыба хорошо идет по весне во время хода. Ну а самый лов, когда река начинает вставать. По руслу шугу несет, и рыба набивается в затоны или в такие протоки, как наша. Тогда, не поверишь: две сетки, и за ночь – полный кузовок трактора. На всю зиму рыбы хватает.
– А инспекция не гоняет?
– Да они сами в это время ловят – тут действительно день год кормит…
Эти истории вовсе не в укор рыбинспекторам. Все мы забываем о морали, прихватывая с родного предприятия какую-нибудь необходимую в быту мелочь. Про их зарплаты вообще отдельная история. В 12 году в дорожной организации в Москве, где я работал, был дорожный рабочий по имени Лешка. В Москву он приезжал из Ахтубинска. У Лешки не было двух пальцев на руке: среднего и безымянного. Он вообще-то был не очень общительным человеком, но как-то под настроение рассказал, что их оторвал осетр, пойманный на крючья. Осетр поймался на один крюк, а Лешка – на другой. Ловил он вместе с отцом. Тот работал рыбинспектором. Еще числился инженером-ихтиологом. Обе эти должности приносили ему доход в 7 тыс. рублей. Еще давали бензин 10 литров на месяц, ну и форменную фуфайку. Какая уж тут охрана.
Но, хватит о грустном, пора о главном – о Правилах. По ним, в водоохранной зоне запрещены не только проезд, но и всякая с/х деятельность, как то заготовка сена и дров, выпас скота. То есть вводятся элементы заповедывания 200 м прибрежной полосы по обоим берегам. Помнится, в советское время на создание заповедника требовалось решение на уровне Политбюро, а здесь хватило постановления Правительства. Что, кстати, законом не является: законы у нас принимает другой орган. Потому, наверное, и своеобразна трактовка понятия охрана воды. Автомобиль экологического класса «Евро 5» больше загрязняет воду, чем двухтактный двигатель на лодке с охлаждением забортной водой. Лодки-то не запрещены!
Но вернемся к нашим баранам, к замечательному тезису о государственных служащих. Весной 15 года только ленивый телеканал не показал сюжет о двух десятках щук, выпотрошенных и брошенных в камышах в дельте Волги. Сколько гневных слов было сказано в адрес браконьеров-извергов. Но ни один канал не рассказал, что в 15 году и половодья как такового не было. То есть не было нормального нереста, а значит, не будет многих тысяч тонн рыбы 15 года рождения. Конечно, причина была объективная: зима малоснежная, а пропусками воды ведают ГЭСы – экономика не может без э/энергии. А вот если б на месяц – другой прикрыть всю световую рекламную вакханалию в поволжских городах, тогда, может, и воды поднакопили на полноценное половодье?
Есть, конечно, и объективная причина ограничений в водоохранной зоне. Это бич современности – мусор. Окрестности Ахтубы, Нижней Волги, дельты – все в кучах мусора. Низовья Дона в районе Ростова – тоже не лучше. Под эту сурдинку власть даже собиралась распродать Волгу коммерсантам. Дескать, они приберутся. Если бы не митинги, было бы, как на реке Кола близ Мурманска, где лицензии на вылов семги в раз подорожали с 200 рублей до 3 тысяч. Бесплатную рыбалку отвоевали, да мусор остался.
На Дону, похоже, решили по-большевитски: есть рыболов – есть проблема , нет рыболова – нет проблемы. Пусть за 200 м гадят. Беда наша в том, что власть, ответственная за землю, которой правит, исповедует замечательный принцип, что чисто не там, где убирают, а где не сорят. Я вовсе не призываю власть убирать мусор по берегам. Я это делаю сам, мне не трудно, мне не трудно убрать даже за неряшливыми предшественниками. Но у меня нет собственной свалки. А совать пакет с мусором в придорожную посадку – она в чем виновата? Вот если б власть придержащим расстараться да организовать площадки для сбора мусора, а еще вывоз да утилизацию, может, и победим этот срач?
Но вернемся к началу повествования. Первым делом инспектора обследовали наш садок. На момент проверки в нем плавало десятка полтора судаков, немного бели, окуней и щук. Но тут на глаза ему попался мелкий судачок, откуда-то возникла рулетка, и вот оно, торжество: –Трех сантиметров не хватает!
Судачки эти выглядели никак не меньше многих «трофеев» на фотографиях в рыболовных изданиях, но закон есть закон – виноваты. Хотя повсеместный рыбацкий нигилизм вполне объясним: уж больно не согласуются ограничения с наукой генетикой, по которой – каждый субъект производит себе подобных. К моменту нереста самки практически не питаются – икра мешает. Вылавливаются самцы и крупные из водоема изымаются. Отсюда в нересте участвуют мужские особи не вполне созревшие. Вылупившиеся мальки будут обладать качествами обоих родителей – то есть мельчать. По сути, – это селекция наоборот. И если это так, то не очень разумной выглядит столь модная сейчас трофейная рыбалка. Как и стремление очеловечить продукт питания, приравнивая малька к ребенку.
И снова к нашим баранам. Помнится, тогда поразила дикая мощь реки, множество прибрежных обраток, затишков за завалами – лови не хочу. Да только не ловилось: снаскоку Дон не взять. А еще больше поразил гламурный рыбак в капитанской фуражке с трубкой в зубах. Он выплыл из-за поворота на казанке, к корме которой была привязана веревка от сплавной сети. Сеть, наверное, метров 100 длиной перекрывала 2/3 реки. Рыбак неспешно проплыл мимо, держась противоположного берега, и где-то в километре от нашей стоянки выбрал сеть. Помнится, как красиво вспыхивала на выглянувшем осеннем солнце пойманная в сеть рыба. Действительно, живое серебро. Удивляло спокойствие, с каким он занимался браконьерством. Но оказалось, все законно: как рассказал местный рыболов, тот ловил по лицензии.
Лицензию дают каждому местному жителю, только плати деньги. И деньги, кстати, небольшие.
– И что ж вы не купите?
– Да наши, хуторские, пробовали, только не получилось – справок не соберешь…
Замечательное дело – зарыблять водоемы. Но даже если и так, в чем я точно уверен, что ни я, ни мой сын, ни даже внук ловить эту стерлядь законно не сможем. А смогут те же…
Штраф за нарушение границы водоохранной зоны 3 тысячи рублей. Это больше, чем треть моей пенсии.
Что я понял во всей этой истории? Главное – нельзя к инспектору относиться, как к человеку. Он винтик механизма, запущенного другими важными людьми. Что будет, если кончатся пертурбации с колхозной землей, пограничной с водоохранной зоной, земля обретет «законного» хозяина, а он возьмет и перекроет проселочные дороги. Уж он-то будет иметь на это побольше прав: земля-то частная. Вот тогда рыбалка станет платной задолго до берега. А рыбалка все-таки праздник. Праздник души!
РЫБАЛКА КРУГЛЫЙ ГОД № 6(332), 2016 г.