Пошел и наловил
Александр Мельшин, г. Н. Новгород
В том еще была особая завлекательность мелководного ужения, что про него часто говорили: “Пошел и наловил”. Речушка за покосом… Спуск побольше в омуте или, наоборот, на перекате вприглядку – час делов до ухи. На скорую руку праздник.
Но на большой реке, где же так? Вся ловля трудовая, притертая – не в пустяковую радость. Воды тянули длинные лесы, с лодок и с берегов глядели рыбаки, а река текла вдаль и уносила людские дни. А праздник все же был.
Витька шел короткой дорогой через дамбу. Выходил он поздно, когда закат разбавлял небо и ласточка уже начинала вечерний лёт. Ока давала здесь крутую излучину, гладила песчаные косы на том берегу, а с этого вертела, нагоняла темную воду над глубиной. К ближнему обрыву и ходил Витька, и над русой его головой прокатывались сороковые, жженые закаты. Поверху была узкая заколесица, двоим не разъехаться, и он шагал, как по острию косогора, – просторно, открыто вокруг. Река кажется угомонной, ясной, не видно отсюда, как крутит у яров. Вечерняя луговая синь, вода и небо.
Витьке самому казалось выдумкой, что шел он за суетой. Но ходить туда он стал недавно. Позапрошлой весной ехал изпод Арзамаса, и в придорожной деревне хохмачи кинули Витьке под колеса “дурилку” – заношенную фуфайку со штанами, набитые прелой соломой. Кинули смеха ради, сначала вдвоем держали на плечах, как обмягшего пьяницу, а потом швырнули с обочины прямо перед машиной. Витька ударил ногой в пол, с хрипом железным вильнул в сторону и остановился намертво. Косым, раненым прыжком выбросился он из машины и понял, что раздавил чучело. Ни матерью, ни чертом не пробрал вслед. Не пошло. Только сел обратно, и тут же повыше виска разлилась гвоздящая, теплая боль, свет стал водянистым и заплыл куда-то в колкую серь.
Болезнь уходила потом медлительно, стала тянуть, першить какой-то пустой скукой. Тогда Витька и вспомнил из детства, из радости тусклой, из разговоров. Вспомнил о реке. Захотелось занятной суеты, и он первый раз пошел на крутояр.
Дамба кончилась, тропа укатилась вниз. Напоенные вдоволь весной, луга рождали туманы до самых утренников. И сейчас, когда Витька шел по замякшей колее, в травах у стариц начинало парить. В прохладе отдавались голоса – сворачивались компашки навеселе, мотоцикл ревел. По одному, по двое вдоль берега тянулись в ночную судачатники.
Из унесенных, прошлых впечатлений вспомнил Витька и снасть. Мотовило из щепы, леска и поплавок отесанный. Орешник не рос по берегам, и на удилище брали ивовый прут, доводили финкой под руку. Так ловили мальчишки и постарше разный береговой, черный люд по Оке. Река была ходовая, баржевая, и в бечевых деревнях еще помирали сыновья последних бурлаков. Сети, подпуска – тоже всё было, но проходняком ловили на ивовый прут. Всё это помнил Витька обрывками, из ребячества, как игру во дворе, и без совета, не спросясь ни у кого, сладил по наитию себе глухую пятиметровку.
Дорожка скоро распласталась в пожне, растеряла у берега стройную каемку. На самом мысу поднялся навстречу Нефедов-старший. Старика знали все мужики, а старик Витьку не знал и других многих забыл. С вечера он ставил рачевни с тухлятиной и взбирался от затона в сырых броднях по грудь. Остановился, старался признать:
– Ты за судаком?
– Нет, на удочку. А чего там?
– Да бель какая… Нефедов ничего не сказал и повернул к дамбе. Старик любил и понимал реку, чуял погоду к улову, дневал у донок и ловил вернее всех. Но давно уже первую красноперую рыбешку не мерил на ладони. Замыл веснами, стеснил безответно свой праздник.
Витька от мыса взял влево и зашагал над обрывом. Солнце завалилось на западе и заревой полосой опалило небо перед ночью. Река светлой ширью дрожала в кромешных берегах. Покуда льется по воде эта тонкая светлина, был у Витька урочный час на радость.
И он все это уже выучил, знал. Закинул далеко, на вытянутой руке держал удилище и провожал поплавок. Всякая мелочь расклевалась, гурьбой закружила верховодка. Но Витька сторожил другой поклевки, убавлял спуск, снова закидывал подальше. Остывал берег за спиной, и звенящее молчание раздавалось в ночную сырость.
Поплавок подпрыгнул и крутым нырком исчез в быстрине. Серебряная, прогонистая чехонь-сабля уперлась на леске… Если управляться быстро, не хлопотать с удочкой, то с десяток получалось поймать, пока не сходила с воды последняя полоска света. Совсем далеко откликалась разноголосица, впотьмах загорелся старый бакен на русле, и под ласточкиным обрывом Витька творил свою спрятанную, радостную суету. Пошел и наловил.
РЫБАЛКА КРУГЛЫЙ ГОД № 12(362), 2017 г.
