По весеннему льду
Юрий Грон, г. Псков
Рыбаки – народ фанатичный. Какой здравомыслящий человек выйдет на весенний апрельский лед, когда солнце начинает все сильнее прогревать его поверхность, когда лед становится пористым, темнеет и чреват всевозможными неприятностями?
Помню, с другом Сережей Романовым мы возвращались с подледного лова Псковского озера. Шли уже в сумерках по льду русла реки Великой в деревню, где оставили легковушку. В один миг мой друг оказался по пояс в воде в тяжелой рыбацкой амуниции. Мы потом долго и осторожно выбирались из этой коварной западни. Некоторые рыбачки, заправившись горячительными напитками, без всяких мер предосторожности шлепают по лужам ледяной поверхности и, бывает, ни за что ни про что проваливаются под лед. А сколько транспорта ушло на дно водоемов? 0дним словом, шутить со льдом опасно!
Никогда с собой на зимнюю рыбалку не брал спиртного. Ну, если потом, дома, под ушицу. А один раз изменил традиции – поддался на уговоры напарника. Что потом было, о том речь пойдет ниже. Нет!
Нас не отрывало от берега и не несло на льдине, мы не проваливались под лед и не тонули: но возвращаться было жутко! Расстояние в 1 км мы прошли за 1 час. А начало было неплохим…
У настоящих рыбаков договор дороже денег. Решили мы с Петром (имя изменено) съездить на подледный лов на озеро возле Новой Уситвы. Азарт одолел: все как-то не получалось зимой. Снасти он одолжил у Ленечки Некрасова. А у него они с умом и старанием сделаны: и лесочка импортная, и поплавочки отшлифованы-отполированы – все путём.
Вечером накануне мы хорошо, но в меру, поужинали дома. Собирались втроём, но в квартире Некрасова прорвало трубу, и он побежал за слесарем.
Утром следующего дня мы встретились у подъезда:
– А ты ту бутылку взял с собой? – вежливо спросил Петр.
– Зачем? Приедем и после под жареную рыбку густерку сообразим, – отпарировал я не менее вежливо.
– Так нельзя! – настаивал приятель.
– Я, кажется, заболеваю. Вдруг болезнь прогрессировать начнет; тогда придется рано возвращаться и без рыбы.
Чтобы не затевать дебаты, возвратился в квартиру и взял “лекарство” с собой.
– Давай-ка я к себе в ящик поставлю, а то ты еще ненароком разобьешь, – молвил Петро. Я в мыслях уже был далеко – там, на озере, и согласился без слов. До Новой Уситвы мы доехали быстро.
Однако, свернув с асфальта, я загрустил: дорога к так называемым дачам была в исковерканном состоянии, – типичная картина проселочных дорог России-матушки. Вспомнив известное о дураках и дорогах, мы попытались прорваться по жидкой грязи. Но, проехав метров двести, застряли и, ругаясь, оставили машину на обочине, а сами, перекинув на плечи ящики и ледобуры, рванули пешком в сторону озера.
Любителей клева оказалось на льду немного. Все они сконцентрировались ближе к берегу и с невеселым видом посматривали на поплавки в лунках. Мы с Петрушей расположились метрах в сорока от группы и также скучали.
– Знобит меня что-то. Приму я для профилактики, – зевая, сказал напарник и быстро отпил несколько глотков прямо из бутылки. Я, вздохнув, ничего ему не ответил, мне пить было нельзя – за рулем. Все больше думая о том, как будем выбираться из весенней распутицы, перешел на другие лунки от соблазна подальше: “Может, там клюнет?”
Петр заметно повеселел, ожил, часто проверял насадку из мотылей. Но, увы! Поплавки замерли и не двигались. Он еще раз отхлебнул и поставил бутылку возле рыбацкого ящика, упорно не отрывая помутневших глаз с застывших сигнализаторов клева.
Время томительно шло, а поклёвывали лишь изредка мелкая плотва и ерши. Через несколько часов мне удалось выхватить пару заплутавших густерок. Некоторые рыбаки потянулись в сторону берега. Наплывшие облака упрятали ласковое апрельское солнце. Тоска... Я задержался у только что пробуренной лунки, выловил еще густерку. “Ну, может, хоть под вечер повезет?”
– Эй, мужик! – окликнул меня незнакомый. Смотри, твой друг из лужицы уже разбавляет, как бы козленком не стал! Я поискал взглядом приятеля и – обомлел. Петруха лежал на боку, свалившись с ящика. В левой приподнятой руке он крепко сжал удочку (как бы крупняк подсек), а правой – широко скользя по ледяной луже, изображал мало понятное нерыбацкое движение. “Может, он под лед заглядывает?” Но спустя мгновение мне стало все понятно по пустой бутылке, валявшейся рядом, – НАРЫБАЧИЛСЯ!
Я, прихватив снасти, и быстро, насколько это возможно по скользкому льду, бросился к нему. Петруха был мертвецки пьян! Попытка усадить его на ящик оказалась безуспешной. Я начал собирать его снасти. На одном из крючков испуганно дергался небольшой окушок. Я выпустил его обратно в лунку: “Плыви себе с Богом, малыш! Не смотри на порок наш людской”.
Кое-как уложив снасти, навесив на левое плечо два ящика и ледобуры, я взялподхватил Петруху, и мы медленно тронулись в обратный путь. Другие рыбаки, потеряв надежду на клев, ушли вперед чуть раньше. По льду брели только мы.
– Как хорошо, что не пошли на противоположный берег водоема, – подумал я. Однако наш жуткий рыбацкий отход только начинался. Зеркальную гладь озера сменила липкая противная грязь, а мы плелись черепашьими шажками, покачиваясь и падая (кто от чего), елозя метры пройденного пути. Ящики, не помещаясь, сползали с левого плеча, а Петруха, которого ноги нисколько не держали, – с правого. Моя демисезонная куртка промокла от пота. Он лил ручьем по лицу; я тяжело дышал, сдувая струёй воздуха изо рта пот на верхней губе и “балдея” от Петрухиного перегара. От постоянных неустойчивых движений Петр несколько ожил, вскинул на мгновение свою тяжелую голову и заплетающимся языком промямлил:
– К-как ты-ы мне надо-оел!
– Это я тебе надоел? – меня взорвало.
Впрочем, я тут же замолчал – скажи чтонибудь еще – и буянить начнет. Тогда уж совсем плохо будет.
– Действительно, рыбацкое счастье тяжелое, – думал я, неся Петра на одном плече, а рыбацкую утварь – на другом. С другими своими товарищами-рыболовами таких проблем никогда не было.
Постепенно шаг за шагом мы приближались к машине. Подул свежий северозападный ветер (благо, в спину). Осадков не было. Птицы, радуясь весне, распевали песни.
С горем пополам мы добрели до “Жигулей”. Открыв дверцу машины, я уложил его на заднее сиденье и осмотрелся: “Как же развернуться и выехать из этой дорожной каши? Толкнуть – некому”. Певец, приняв горизонталь, отключился мгновенно. Я прогрел двигатель и, выполнив стремительный разворот, помчал на газах к асфальту. Видно, есть Бог на свете, хоть это удалось сделать с первого раза. Петр все время сладко спал.
Когда мы подъехали к подьезду дома, я толкнул его в плечо. Широко открыв глаза, он спросил? – А где я?
–Там же, где и я, – в городке. В квартиру, надеюсь, не промажешь?
– Н-никаких п-проблем.
– Ну, тогда давай топай, и привет семье!
– А где наша р-рыба?
– Рыба в озере, – захохотал я от души, – “просила” передать, чтобы в следующий раз приехали, сегодня у нее подледная акция протеста под лозунгом: “К поддатым мужикам на крючок не сажусь. Рыбалка – дело тонкое, Петруxa!”
После этого случая никогда я больше с ним на рыбалку не ездил: хватило сполна и одного раза.
РЫБАЛКА КРУГЛЫЙ ГОД № 7(357), 2017 г.
