Пашка и несчастливая звезда
У нашего друга и товарища по рыбацкому увлечению - комплексы. Он уверен, что родился под несчастливой звездой. Мы это понимаем и пытаемся его разубедить, но жизнь со зловредным постоянством подтверждает его несчастливую карму.
Вся его фигура изначально уныла и как-то нескладно сложена, вытянутое скорбное лицо Пашки испещрено ударами судьбы, нос распух и растекся по бокам, как у Жоржа Карпантье или Майкла Тайсона. В праздники, особенно личные, ему вообще не следовало бы выходить из дома, хотя Пашка и день рождения пытался справить в именины. Но все хулиганы и милиционеры города, словно только и ждали его тезоименитства. И от этого в глазах Пашки, кажется, навечно застыли озера печали, а под глазами - озера перламутра и синьки. При этом он иногда поражал своим оптимизмом, торопливой деловитостью и бестолковыми прожектами, из которых ничего не получалось, но кипучая энергия идей заставляла верить... пока Пашка не остывал.
На рыбалке он был незаменим в простом амплуа: наколоть дровишек, разжечь костер, сварить уху, но столь же и опасен, если доверить товарищу заклеить лодку, подбагрить щуку, попросить захватить спички.
Лодка лопалась на воде, на самом широком раздолье Волги, и приходилось выплывать саженками, щука уходила, махнув на прощанье хвостом, а огонь приходилось добывать трением, замерзая на пустынном острове.
Пашка всегда и все забывал, терял то, что, казалось, потерять невозможно, к примеру, весло или сапоги. Однажды, уезжая с озера на велосипедах, мы два раза возвращались за Пашкиным сапогом. Сапоги были надежно приторочены к багажнику, но, тем не менее, оба раза один из них все равно оставался на дороге. Когда же Пашка притянул сапоги так, что от натяга побелели жгуты, словно путы невольников, пропали уже оба сапога...
Только одну вещь никогда не забывал наш товарищ - водку. Кажется, перед рыбалкой он и спал с ней в обнимку, словно с любимой женщиной. И даже в пристрастии к этому продукту Пашка был не банален. Если сизоносым гражданам видятся обычно несколько худощавых зеленых чертей, а уставшие от "Мутон Ротшильд" или от простого самогона барышни зрят маленьких гномиков, то нашему товарищу встретился после новогодних праздников эксклюзивный черт, одинокий, но очень крупный. Товарищ даже показал его размеры на привычный рыбацкий размах... Как и подобает настоящему рыболову...
Несмотря на все эти несуразности и казусы, нам очень не хватало товарища, когда он застревал в очередном приключении. Рыбалка становилась пресной, без перчинки и кислинки, была обычной правильной ловлей рыбы с любованиями закатами и рассветами. В ней не хватало головотяпских пируэтов с лодки, заплывов в проруби и погони по лесу за свирепым волкохрюком в полнолуние...
В этот раз мы едем дружной и полной нашей компанией. За рулем - Сергей Борода. Я - рядом с ним. А на заднем сиденье похрапывает Пашка, ерзая на плече Николая Боярина.
- Паша, а ты мотыля взял? - вкрадчиво, чтобы не спугнуть, спрашивает Боярин.
Я заинтересованно оглядываюсь. Даже Борода оторвался от руля, чтобы увидеть реакцию нашего товарища.
Пашкино и так вытянутое лицо вытягивается уже до опасных пределов и бледнеет. Товарищ начинает лихорадочно шлепать по карманам, потом залезает даже под сиденье, но и там ничего не находит.
- Ничего-ничего, - успокаивает мягко Николай. - Я захватил для тебя. У меня запасная мотыльница есть. Нет, не сейчас, - отводит он Пашкины руки. - У лунки отдам, на всякий случай...
- Паха, а водку ты взял? - басит Серега Борода.
Пашка победно распахивает бушлат, и мы видим холодно мерцающие бутылки, словно гранаты РПГ-41 на изготовке - "ворошиловский килограмм". И показалось, что взрыв уже произошел, поскольку машина завиляла на пустынном и темном шоссе, в ней громыхнуло и раскатилось уже... долгим хохотом, от которого шарахнулись мрачные вороны на обочине.
Весь день Пашка путался под ногами и придумывал способы поимки русского окуня, большеротого Largemouth Bass и американского маскинонга. Но у него не клевали ни тот, ни другой, ни третий. Наконец Борода сжалился: посадил Пашку на свою лунку и дал удочку с блесной, на которую у него отчаянно клевали матерые и простые, как валенки, русские горбачи-увальни. Но едва удочка Боярина очутилась в Пашкиных руках, клев прекратился, будто отрезало. На Пашку было больно смотреть. И тут, словно в ответ на его мучительные вопросы и психологические дилеммы, из-за тяжелых вечерних туч выглянула тусклая и большая звезда. Она уставилась на Пашку и презрительно подмигнула.
- Вот она, моя, несчастливая... - горестно выдохнул Пашка.
- Хрень все это, предрассудки! - отмел его страдания Серега Борода. - Садись на мою! Сейчас заклюет! - он широким жестом пригласил Пашку на свою лунку и плюнул в сторону нахальной звезды.
Но у Пашки не клевало и на его лунке. Не клевало и на моей... От этих странных инфернальных событий нам стало не по себе. Мы в полном молчании начали собираться к ночлегу, к теплой землянке-зимовью.
Обратно выходили уже в полной темноте, лишь в спину нам мрачно глядела Пашкина звезда. Впереди по тропе шел Борода, за ним - я и Сергей. А Пашка замыкал нашу колонну. Вдруг позади треснуло, булькнуло, крякнуло в нецензурном всхлипе, и зависло в морозном воздухе тонкое и пронзительное: "А-а, растуды тебя через коромысло, да чтоб..!" Пашка барахтался в промоине...
Вытянув его капроновой "спасалкой", мы сидим и курим. Борода, отвинтив крышку, протягивает Пашке маленькую именную фляжку.
- На, боевые сто... С крещением. Как тебя угораздило среди зимы? Мы же все тут прошли, а в Сереге весу, что твоих три, куриных.
- Дык, она все виновата! - Пашка тычет в сторону звезды.
- Она-она, дурь все это! Под ноги смотреть надо! Здесь, видимо, промысловики майну под сеть пробили, а ты с тропы свернул. Вот и вся мистика.
В землянке раскалили печь и сушили Пашку, отодвинув, впрочем, подальше от "буржуйки". Но среди ночи проснулись от запаха городской свалки. Пашка горел и смердел тлеющей ватой. Его армейский бушлат был единственным ватным среди нашего камуфляжного синтепона и холлофайбера, но каким-то избирательным и таинственно мистическим способом искра нашла именно Пашку. И здесь мы сдались.
- Да, точно не под той звездой родился, парень, - задумчиво выразил общее мнение Борода. И мы согласились, а Пашка поник головой.
В следующий раз мы проснулись уже от гудения и вопля Пашкиного мобильного телефона. Он торопливо схватил трубку: "Да, слушаю! Лена?.. Какой миллион? Рублей? Смеешься что ли? Так не вовремя, ночь на дворе... Серьезно?!."
Он что-то еще долго и возбужденно выяснял по телефону. Потом сел на нары, отер потное лицо и буднично произнес:
- Мужики, я миллион выиграл, рублей... В лотерею России. Племянница звонила.
Мы сели рядом с ним и молча уставились в окошко. С улицы пристально глядела звезда. Она была яркой и лукавой.
Александр Токарев, г. Йошкар-Ола
