О том, как Шуба вдруг стихотворение написал
Евгений Константинов, г. Москва
В то время Серегу Костикова еще никто не называл Шубой. Это он потом такое прозвище получил, когда однажды на чемпионате Москвы по зимней рыбалке едва первое место не занял. А в те еще годы он только-только вернулся из армии. И в один прекрасный вечер пришел на танцплощадку в его любимом подмосковном городке Истра.
Был май, отцвела черемуха, расцвела сирень...
Танцплощадка - открытая, располагалась на горе, древнее название которой было Сион, а под горой текла реченька, по-старинному - Иордань, а по-современному, опять-таки - Истра. Река-то рекой, и Серега, кстати, собирался на следующий день пойти на нее и в одном заветном местечке, где есть глубокий омут, забросить в воду поплавочек с надеждой выловить хотя бы полтора десятка плотвичек, ельцов и окуньков - достаточно для ушицы. Соскучился он по рыбалке, пока два года на границе служил.
А по девчонкам соскучился еще больше. И, придя на танцплощадку, сразу же стал высматривать самую глазастую. И ведь высмотрел! А у той глазастенькой еще и коса была - ой!
Вообще-то Серега был парнем стеснительным, но тут его словно кто-то подтолкнул. После быстрого танца начался медленный, и он подошел к глазастенькой, пригласил, и она согласилась, пошла. Познакомились, поболтали, он ей много чего порассказал, в один прекрасный момент позволил себе слегка прихватить ее за попку, и она, вроде бы, не воспротивилась. Затем был еще один танец, еще один. Когда танцы закончились, она позволила проводить себя до дома. По дороге целовались - взасос. Но когда он намекнул, что неплохо бы… зайти в гости, она твердо ответила: «Нет!»
Попрощались. Серега вернулся к себе на дачу, но полночи не мог заснуть - вспоминал, переживал, представлял…
Переживая, он заглянул в сервант, и обнаружил там бутыль с мутноватой жидкостью. Это был самогон - дядька гнал и всегда держал для поправки здоровья. Серега открыл бутыль и выпил, и еще, и еще, а потом в связи со своими переживаниями-представлениями взял карандаш и лист бумаги и написал такое вот стихотворение:
Ну, все предельно так и простенько.
О чем ва-аще-то говорю-то я?
Ах, да о жизни нашей грешненькой.
Чего хотел сказать - забыл уже.
Нет, вспомнил - про любов!
Хотел сказать словов я, парочку.
Чего они, все, кочевряжатся,
Ну вот чего тут первомаятся,
Чего мозги гребут здоровеньким
Парням, что с армии пришли?
Чего ва-аще-то тут выеживаться!
Ну, а самой-то, что - не хочется?
А у самой-то, что - не чешется?
Вот, бабы - дуры, согласись!
Вот им бы лучше быть поласковей,
Им лучше быть бы попокладистей
Ну, вот чего тут восьмимартиться!
Как будто и самой не хочется
Как будто бы впервые замужем
Как будто - нет любви у нас!
А на следующее утро Серега Костиков, купив букет гвоздик, и будучи очень довольный своим сочинением, принес листочек со стихотворением той самой глазастой и вручил и то, и другое. Она расцвела от таких подарков, но, прочитав стихи, нахмурилась и сказала Сереге: «Иди-ка ты к черту!»
Серега молча ушел. И больше эту дуру не вспоминал…
Пыс…
Губы у нее были жадные, а попка была довольно-таки упругой и округленькая такая, да и вообще все на месте... А ты говоришь - не вспоминал… Еще как вспоминал! То есть, тупо не мог из головы выбросить глазастенькую, да еще и с косой… Да еще и поцелуй. Но Серега, был, типа, гордый. И в любимую Истру вернулся только через неделю - после того, как все эти семь дней пропьянствовал с друзьями в столице нашей Родины. Хорошо попили, душевно. Повспоминали все хорошее.
Серега не удержался, поделился с товарищами своими переживаниями в плане девчонки из подмосковной Истры. Друзья отнеслись к его откровениям вполне серьезно, без шуток. Видимо, и самим доводилось попадать. Но какого-то конкретного совета, что делать с этой внезапно возникшей симпатией, никто дать не смог. То есть, буквально все в один голос говорили, мол, успокойся и забудь ты свою истринскую, мол, посмотри, сколько вокруг девчонок, только пальцем щелкни - они самим тебе на шею всем скопом бросятся! И чем больше друзья старались Серегу переубедить, тем больше он возвращался мыслями к той самой истринской, к тому самому единственному поцелую, который она ему подарила.
Приехал он в Истру, приехал. И денек был в порядке - ни ветерка, на небе солнышко, и сирень вполне себе расцвела. Долго мечтал Серега забросить удочку в любимую речку Истру, и, наконец, мечта осуществилась. Удочка была бамбуковая двухколенка, поплавочек пенопластовый - белый низ, красный верх, грузило - дробинка, крючок - четвертый номер, насадка - червь-подлистник. Серега знал заветное место - омуток неподалеку от стоявшего на берегу реки древнего скита патриарха Никона. Туда он и пришел со своей удочкой. Расположился, забросил удочку, все в порядке. Плывет по течению поплавочек… вот и поклевочка, вот и подсечка, и… есть! Сидит, трепещется на крючке плотвичка граммов этак под сто! А на следующей поклевке - елец - даже немного повесомее! Господи, чего еще может быть прекрасней в нашей жизни! Очередной заброс - очередная поклевка, очередная рыбонька!
Оказалось, могут быть варианты.
Увлекшийся процессом рыбалки Серега, вздрогнул, услышав за спиной непонятные шорохи. Оглянулся и увидел ее. Ту самую девчонку, ради которой, собственно, в этот день и приехал в Истру. Приехал днем, собираясь вечером прийти на танцплощадку, и там ее встретить…
– Наконец-то, - сказала она, присаживаясь рядышком. В руке у нее была такая же бамбуковая удочка и сумка. - Приехал.
– Я…
– Ты! - прервала она его. - Ты весь мозг мне заморочил, про свою рыбалку рассказывая! Про это самое место. Про то, как ловил здесь плотву и подлещиков!!!
– И…
– Дурак! Я из-за тебя, из-за твоих стихов… купила эту удочку, и каждый день!.. Каждый день стала на рыбалку ходить!!!
– Я…
– Ты чего, околдовал меня, что ли?
…
Она довольно нервно снарядила удочку, насадила на крючок червяка-подлистника, забросила снасть. Поплавочек медленно начал свое путешествие по водной глади.
Обалдевший Серега приобнял ее за плечи, потянулся губами к губам…
– Отзынь, дурак, - оттолкнула она его. - У меня же поклевочка была!!!
