О любви к зимней рыбалке
Павел ПолиЩук
Собственно говоря, рассуждать тут особо нечего: кто-то любит, остальные - нет. Я люблю. Организм мой - нет. Так вот и живем. Любовь какая-то односторонняя, но хорошо, хоть не однополая.
Нет, я, правда, люблю. Помню свой первый выход на лед Амурского залива. Валенки с чужого плеча, целлофановые пакеты на ногах, потому как морской лед под валенками тает. Штаны с другого чужого места, но ватные. Короче, все с плеч, ничего своего. Сейчас бы сказали "на шару", а тогда таких слов еще не было. А все, что на шару, я люблю, и не я один. Морозяка с ветром жуткие. Если бы не эти штаны с валенками, я в такой день из-под одеяла не вылез бы. А тут вот вылез. И ведь утра никакого еще не было, темнотища, колотун и чужие, серые несгибаемые валенки. Разве можно это не полюбить?
Но что там валенки, если ехать на рыбалку надо на Ванькином мотоцикле с коляской! Ванька за стеклом прячет свой картофельный нос, Володька в коляске свернулся клубком, и, где у него нос, можно догадаться только по фонтанчикам пара. Я еду сзади, расплющив лицо о Ванькин тулуп. Это нельзя не вспоминать и нельзя не любить. Мотоцикл останавливается, но разлепляться наш "пельмень" не спешит. Оторвав лицо от чужой спины, я понимаю, что моя ушанка и мотоцикловый мотор лишили меня слуха, который начинает возвращаться. Ох, лучше бы он не возвращался.
Я слышу, что мы посреди залива, а рыба уже близко. Вот только трещина в метр разделяет нас. Как мы разгонялись и прыгали через трещину на мотоцикле, надо снимать кино. Можно ли после этого не любить подледный лов? Потом я окоченевшим телом поймал 12 корюшек, прыгал через трещину обратно, залеплял изолентой пробитое колесо...
И после такого дебюта я уже не разлюблял зимнюю рыбалку никогда. Любовь только крепла. Менялись валенки, как перчатки, менялись мотоциклы, а любовь не менялась никогда. А как окрепла она, когда я установил новый рекорд - 200 корюшек! Я пересчитывал их в мороз, складывая в ящик, а через 15 минут в автобусе стали чесаться, а потом ныть мои родные пальцы. Почерневшие ногти не ныли, но долго не опадали, придавая рукам какой-то вампирский оттенок. После этого я не считаю рыбу руками, но еще больше люблю подледный лов.
А потом мы ездили по льду на "иномарках" с открытыми дверями на случай неудачной парковки, толкали в обледеневшую гору упрямый "Днепр", умирая через каждые 50 метров. А в заключение проваливались по весеннему льду и выползали на берег, истекая морской водой. И не знаю, найдутся ли такие чудаки, которые не полюбили бы этот процесс?
А как люблю я рыбалку в снегопад! Рыба ловится "как из пулемета", я встаю с ящика, чтобы вытащить ее, на ящик падает снег, я сажусь. Встаю и сажусь. Встаю и сажусь. А снег идет. Через час мои штаны промокают насквозь, я уже не могу садиться. И в этом вся суть. Я не сажусь. Штаны быстро замерзают и встают колом. И этот кол предназначен для моей бедной и такой родной части тела. А ведь надо еще как-то ехать домой. И не как-то, а именно стоя. Нет, такую любовь победить нельзя.
А потом мы ушли на острова, а между ними прошел ледокол. И мы прыгали по большим, к счастью, льдинам. А внизу всего-то 25 метров глубины. Вот такая любовь.
А потом была весна, и лед прогибался под тяжестью тела. Через 5-10 минут ты стоял по колено в воде, и надо было переходить на другую лунку, ожидая, пока лед выправится.
А потом были бесконечные "копеечные" окуни. Ловля "матросиков" безумна. По первому льду их ловят тысячами. Зачем? Там же нечего есть. Но что тут поделаешь, если это любовь? И машины прокладывают в сугробах "дорогу жизни" длиной в 15 километров к центру водохранилища, чтобы поймать на десяток "матросиков" больше. Потом, весной, эти машины начинают проваливаться под лед. Любовь!
А потом приходит время налимов. Их надо ловить исключительно ночью, забравшись в целлофановый пакет и включив огарок свечи. И сидеть всю ночь. А мороз только тебя и ждал. Сидишь, скрючившись, и поглядываешь на часы. И это при том, что тут же днем налим ловится не хуже. Но налим есть, а романтизма нету. И уж какая может быть любовь днем?
А потом эти бесконечные мормышки. Все цвета, все формы и любой вес. Но главное в мормышке не цвет и не вес. Главное, как вы понимаете, название. "Чертики", "гробики", "бабки-ежки" и прочие "кощеи". Можно ли не любить весь этот фольклор? Другое дело, что в нем разобраться невозможно. А надо ли? Зачем? Покупай горсть, стакан мормышек, как у семечной бабки. Кстати, рассыпав стакан семечек на столе, можно каждой из них тоже дать свое имя. "Капелька", "уралка", "коза-дереза". И потом щелкай их по названиям, а не тупо, как раньше. И рассказывай друганам, что сегодня вкуснее всего полосатые "ведьмы".
Ох и красивая любовь получается!
А какой кайф съесть на морозе сочное яблочко? А полизать пиво из лопнувшей на морозе бутылки? Но все это меркнет по сравнению с тем, какое блаженство испытываешь, когда тебе друзья помогают расстегнуть сломавшуюся молнию на штанах. И ты, уже сам, насквозь окоченевшими руками шаришь в этой ширинке в надежде что-то отыскать.
А еще встречаешь на льду "однополчан", которые сидят на ерше по двое суток, ночуя, укрывшись носовым платком. Они уже есть не просят и даже пить. Им только закурить, потому как отогреваться надо сначала изнутри, а потом уже попытаться развести костер.
Эти любят даже круче, чем я.
По-своему любят снежные спиннингисты. Ориентация явно не традиционна, но, слава Богу, они нас не трогают. И все-таки хочется поплотнее усесться на ящик, когда такой "транссвистит" пытается забросить блесну в ближайшей полынье.
Люблю я зимнюю рыбалку, хотя все ее прелести перечислить не удалось. Но нельзя не упомянуть о зарывшихся по лобовое стекло машинах, о вечно плавающих льдинах с рыбаками, о невыключенных фарах в десятке километров от жилья...
Но моя любовь не была бы понятной, если бы я не упомянул о ничтожной альтернативе, которой предаются мои оппоненты. Это, конечно же, пиво, футбол или камин. Еще хуже - футбол с пивом у камина.
Будем ли мы говорить здесь о тех, кто променял морозный ветер с тупыми ледобурными ножами на пиво? Нет. Не будем.