О чём подсказывал поплавок
Николай Красильников, г. Москва
В летние школьные каникулы я с дядей Сёмой по воскресеньям стал ходить на рыбную Бужу. Взяв в очередной раз удочку, насадку и свёрток с бабушкиной сдобой, с её неизменным напутствием: «На сытый желудок будет, авось, лучше клевать!», дядя как-то напомнил:
– Не забудь, племяш, блокнотик с ручкой, которые я тебе подарил!
– Зачем? – удивился я. – Не удить же ими.
– Не удить, – согласился Сёма, – а записывать «поведение» поплавка.
Я послушался дядю. К концу лета мой блокнотик заполнился записями. Вот некоторые из них.
5 июня. «Июнь – на рыбку плюнь», – слышал я не раз. Но дядя сказал, что это придумали рыболовы-неумехи. Мы расположились с удочками возле белых кувшинок. Рыба почему-то не клевала – ни на червя, ни на мякиш, сдобренный анисовыми каплями. Поплавки скучали на воде. Тогда Сёма куда-то ушёл и вернулся с пучком тонких зелёных водороселек. Одну из них я намотал на крючок. Вскоре мой гусиный поплавок мелко задрожал, дробно задёргался. «Плотва балуется», – шепнул дядя. Он – не ошибся. Когда поплавок резко нырнул под воду, я подсёк, как учил Сёма, и почувствовал на конце лески что-то тяжёлое. Через минуту я осторожно вывел из воды добычу – плотву размером с алюминиевую кружку. К полудню мы поймали одиннадцать плотвиц: Сёма – семь, а я – четыре. Хотя у меня было на две меньше, чем у дяди, я ликовал: это была твёрдая четвёрка!
18 июля. Долго ходили вдоль песчаного берега Бужи. Делали дальние и близкие забросы. Наживку «долбила» мелкотня. Сёма пошутил: «Крупная рыба ушла в трудовой отпуск». Мы разуверились в удаче. Решили вернуться домой, но возле топляка я всё же остановился. Здесь быстрая вода проходила рядом с тихим течением. Забросил удочку. Ждал недолго. Поплавок медленно, но уверенно стал притапливаться. Уходить в сторону стреловидного рогоза. «Тяни, это окунь!» – подсказал дядя. И опять он оказался прав. Возле моих ног по траве прыгал бойкий румяный «матросик». Сёма стал разматывать свою удочку. Семь окушков пополнили наш садок. Дядя опять был в «чемпионах», зато я узнал, как клюёт окунь.
27 августа. На мели подсачиком поймали несколько мальков: решили порыбачить на живца. Может, попадётся что-нибудь покрупнее – судак, жерешок… Но – нет, рыба играла на быстрине и ей было не до наших удочек. Тогда я пристроил свою удочку в прогал редкого тростника. Едва мой гусиный поплавок коснулся воды, как он резко с брызгами, словно стрела, стал вонзаться вглубь. «Щука! – радостно произнёс Сёма. – Не торопись. Дай ей поглубже заглотать малька». Я был начеку. Поплавок то всплывал, то снова тонул. А когда он надолго ушёл из виду, и кончик удилища повело в сторону, дядя ладонью сдавил мне плечо. Это был сигнал: «Тяни!» Я резко подсёк и сильно волнуясь, с трудом подвёл, кидающуюся влево и вправо рыбу к берегу, где дядя ловко подсачил щуку-травянку, которую у нас называют цуклёнком, граммов на семьсот-восемьсот. Больше мы ничего не поймали, но рыбалкой остались довольны. Особенно я: это была моя первая щука!
… Действительно, поплавок своим «поведением» за лето поведал мне многое. Постоянно «рассказывал» о том, что происходило под водой, какая рыба клевала, подсказывал, когда нужно подсекать. На рыбалке он стал мне лучшим другом. Я привык к поплавку и не менял его, кроме лески и крючков. А зачем? У каждого поплавка свой «характер». Недаром пословица гласит: старый друг лучше новых двух.