Неслух

   

- Шурка! Шурка-а-а! - издалека, подбегая к дружку, закричал Петька. - Шурка, айда на рыбалку!

- Не могу, - засопел шестилетний мальчик, - мамка не пускает.

- А мы потихоньку, чтобы наши мамы не знали, - смахнув тыльной стороной грязной ладони катящийся по лицу пот, предложил Петька.

- Я бы с удовольствием, - шаркая босой ногой по пыли, заныл Шурка. - Ну как я пойду? Маманя спрятала мои удочки и сказала, чтобы я со двора ни ногой. А все из-за тебя.

- Как из-за меня? Почему из-за меня?

- А из-за кого же еще?! - срывающимся от обиды голосом, вскрикнунул мальчик. - Может, ты забыл, что было вчера на вербе у реки? Зачем ты полез на тот сук, где я сидел? Тебе что, других ветвей было мало? - Шурка повысил голос. - А кто раскачал ветку так, что мы полетели вниз, я что ли? Это ведь не ты, а я за сучок зацепился и штаны порвал. Тебе-то ничего, плюхнулся в воду, а меня, знаешь, как мамка ругала за штаны? Теперь вот дома сижу.

- Так ты ж не дома, а на улице. Пошли, - стал уговаривать друга Петька. - Да мы сегодня не полезем на вербу.

Шурка задумался. Ему очень хотелось на речку, к воде. Но если он ослушается мать и пойдет туда - значит, получит очередной нагоняй. Боясь неизбежного наказания, мальчуган решил отказаться от предложения друга. Но прослыть трусом тоже не хотелось, поэтому Шурка выдвинул последний аргумент:

- Я же тебе русским языком сказал, маманя удочки спрятала. На что я ловить буду? Да и червей нет.

- Да я тебе свою дам. Пошли,- Петька с мольбой в глазах, смотрел на друга. - Я уже и червяков накопал.

Шурке так хотелось оказаться на заветном берегу реки, что даже неминуемая вечерняя трепка показалась не такая же страшной:

- А, ладно, пошли. До вечера еще далеко, да и переживу его как-нибудь.

- Да никто не узнает. Глядишь, и обойдется, - видя, что его друг готов согласиться, с криком “Побежали!” Петька бросился к своему дому за снастями, а вслед за ним помчался и Шурка.

Высоко стоящее солнце нещадно жгло загорелые до черноты спины друзей, быстрым шагом двигавшихся к реке. Каждый на плече нес по длинному ореховому пруту с намотанной на него оснасткой удочки. Да и как не двигаться быстро, если раскаленный песок, лежащий на дороге, обжигал босые ноги.

- Эх, поздно идем, - сокрушался Шурик, - уже и рыба клевать не будет.

- Ну и что. Покупаемся, позагораем, - Петька перекинул удилище с плеча на плечо. - А я думаю, клев будет. Да и деда Василя не видно, чтобы он шел с рыбалки. Значит, он еще ловит.

- А, может быть, он вовсе не ходил сегодня? - возразил Шурка.

- На речке. Я у бабки Маланьи спрашивал, когда к тебе бежал. Она в это время у колодца воду брала и сказала, что дед еще до рассвета ушел.

Поднявшись на бугор, ребята стали спускаться к открывшейся их взору реке.

Дед Василий уже собирался домой, когда к нему подошли мальчики.

- Здравствуйте, дед Василь, - дружно поздоровались ребята.

- А-а, молодежь! Здорово ребятки! - старик поприветствовал мальчуганов, собирая удочки. - Что-то вы сегодня припозднились. Спать любите? - хитро прищурясь, спросил он.

- Да мы бы и раньше пришли, да мамки не отпускали, - ответил Петька за двоих, - а мы сбежали.

- Вот тут вы не правы, внучки, - голос деда посуровел. - Матерей нужно слушаться.

- А чего они нас не пускают? - со слезами на глазах произнес Шурик. - Ведь мы уже не маленькие.

- Вы еще мальцы, - тембр голоса деда смягчился, он улыбнулся, - а матери переживают за вас, хотя вам кажется, что это несправедливо.

Дед немного помолчал, связывая удилища.

- А вдруг вас сом-душегуб утащит? - внезапно спросил старик.

- Дедунь, а что, есть такие? - испуганно пролепетал младший.

- Я, правда, сам не видел, - дед пальцами расправил пышные усы, - но люди говорят, что вон под той огромной вербой в глубоком омуте живет сом, и никто его поймать не может. Этот сом хватает и тащит под воду все, что плавает рядом.

Мальчики с ужасом переглянулись, вспоминая, как они упали прошлый раз с этого дерева в воду.

Быстро справившись с испугом, Петька, хлопнув друга по плечу, с бравадой изрек:

- А вот мы с Шуриком вырастем и поймаем его.

- Дай вам Бог, дай Бог, - улыбнулся дед. - Внучки, садитесь-ка на мое место. Я его прикормил, так что рыба поклевывает, только не шумите, она этого не любит. А я пойду домой.

Дед, не торопясь, достал садок из воды, в котором затрепыхалась рыба: блестящая на солнце серебром упитанная плотва, отливающие бронзовыми боками лещи и золотинкой - подъязки и горбачи-окуни.

- Ну, ребятки, пока, - дед, подхватив улов с удочками и сделав несколько шагов в сторону деревни, вдруг повернулся и громко произнес: - А вашим матерям я скажу, чтобы не препятствовали рыбалке, - и продолжил путь.

Незаметно, в суете и рыбачьем азарте, пролетел день.

Когда ребята засобирались домой, огненный шар солнца спрятался за верхушки соснового леса, стоящего вдалеке. Хотя улов у мальчишек не был таким щедрым, как у деда Василя: и рыба помельче, и ее не столь много, но и этому они были рады.

Друзья быстро поделили рыбу между собой и отправились в деревню. Шагая по остывающему песку, Шурка вдруг вспомнил о материнском запрете.

- Ох, и задаст сейчас мне мамка жару, - горестно вздохнул он, - наверно, выпорет. Сначала скажет: “Неслух. Опять удрал на речку без разрешения. До тебя мои слова не доходят, так может ремень дойдет!” - парнишка представил все это и выдохнул:

- Точно выпорет.

- А может, обойдется? - успокаивал Петька.

- Нет, не обойдется, она у меня строгая, - Шурка усмехнулся, - но справедливая, больно бить не будет. Главное, чтобы отцу не пожаловалась, вот он-то меня выпорет.

Ребята шагали по улице. Их удивила непривычная для этого времени тишина, стоящая в деревне.

Распрощавшись на перекрестке, друзья разошлись. Шурик с опаской вошел во двор. Ни отца, ни матери не было видно. Он положил рыбу в стоящее на лавке ведро и, приоткрыв дверь в дом, проскользнул в комнату.

Мать сидела за столом и тихо плакала. Шурик решил, что его ослушание явилось причиной материнских слез, и нахлынувшая жалость к маме комком подкатила к горлу. Он тихо подошел к ней, опустился на корточки, обнял мать за колени, и слезы сами потекли из глаз.

- Мамочка, не плачь, - сынок уже сам рыдал во весь голос, - я больше не пойду на речку без твоего разрешения.

Мать взяла его голову своими натруженными руками и стала ее гладить шершавыми пальцами.

- Мамочка, ну хочешь, высеки меня ремнем, чтобы я запомнил на всю жизнь, только не плачь.

- Сынок, - женщина опустила свою голову к сыновней, прижалась к ней и всхлипнула, - нашего папку на войну забирают.

Слезы бесшумно стекали с материнской щеки на Шуркину макушку.

- Всех мужиков в правление колхоза вызвали, - мама с надрывом зарыдала. - Сегодня на нас немец напал. Война началась…

Геннадий Побожий, г Краснознаменск