Необычная рыбалка
Вадим Назаров, Ивановская обл.
“Гуляет полая вода, шумит и глухо, и протяжно…”, – написал когда-то поэт, который наверняка был рыболовом, и, так же, как и мы, любил посидеть на берегу реки или озера с удочкой, мечтая о замечательном клёве. Впрочем, не только поэты рыбалку воспевали. Антон Павлович Чехов мог стерпеть нелицеприятные высказывания критиков о его литературных произведениях, но всерьёз обижался на тех, кто не признавал его таланта рыболова-удильщика. Он даже переставал здороваться с такими и не принимал их у себя дома. Серьезнейшим своим увлечением считал рыбалку и Михаил Шолохов, обдумывавший за уженьем сазанов на Дону эпизоды жизни героев своих романов
Впрочем, я не стараюсь азбучные истины напоминать, просто пишу о том, что нас – рыболовов – легион неисчислимый, и почти все мы в душе немножко поэты, писатели и обязательно романтики. Потому что очень многое открывается нам в общении с этим “параллельным миром” воды и ее обитателей. И в общении этом столько интересного и необычного, что запоминается на долгие годы. Такой запомнилась мне рыбалка ранней весной на одном из притоков нашей Тезы – маленькой речке Молохте в пору полой воды.
Начало рыбалки по открытой воде ждешь всегда с нетерпением. И коль загуляла река, сбросив лед, тут уж ничего дома не удержит. Я по опыту знал, что в тот момент, когда на притоках Тезы пойдет вода на убыль и оголятся “бровки” берегов, наступает самое время крупных язей удить. Они после икромета жадно хватают подброшенных им на крючке червяков-подлистников. А нередко вместе с язями и лещи-“черемушники” попадаются. Они тоже большие любители полакомиться тем, что смывает с берегов полая вода. И так хорошо в эту пору по реке плыть. Все кривуны и изгибы речные ещё под водой, и только вершинки кустов тальника да вербы кивают тебе из мутной воды своими бархатными серыми “барашками”. Над рекой чайки кружатся, кричат.
Стайки чирков со свистом проносятся, в залитых водой прибрежных опушках важно плавают “кряковые” утки с красавцами селезнями. А в небе над широким, как море, полоем с протяжными криками пролетают клинья гусиных стай. Красота, душа радуется.
Лодочка у меня тогда была легкая да ходкая – выдолбленная из осинового бревна с нашивными бортами в две доски, под распашные вёсла сделана. На ней и в волну, и против течения идешь, хоть бы что. Даже петь хочется. Только вода журчит за бортом.
Примерно на половине пути до Введенья – большого фабричного села на берегу Молохты, нагнал я другого рыбачка, тоже вверх по реке плывущего. Но, вижу, худо дело у парня. Та волна, что мне в борт, играя, плещет, его лодчонку заливает. Рыбак не успевает банкой воду отчерпывать. – Эй, парень! – говорю, – куда тебя на твоей душегубке понесло! Лодка твоя не для такой воды. Впереди-то и полои шире будут, и волна на них покруче, перевернёт запросто! Потонешь!
– А чо делать-то? Не ворочаться же! Порыбачить хочется, аж душа горит!
– Ну, раз такое дело, давай вон к той бровке подчалим, и перебирайся в мою лодку, а твою на буксир возьмём. Верёвка-то у тебя есть, наверное? Познакомились. Оказалось, что и он на Молохту, на омута собрался, надеется щуку половить.
– Спешишь, дружище, – говорю, – к омутам сейчас не подступишься, всё залито. Я за язём собрался, и то чую, что рановато. Да вот тоже, вроде тебя, невмоготу стало!
Посмеялись мы спешке своей, но не повернёшь же назад? Какой рыбак назад поворачивает? Поплыли дальше и часа через полтора до места добрались. И тут убедились, что и я, и он изрядно поспешили – вода в омутах вровень с берегами – метра на полтора выше летней межени, вся пойма залита, и только в двух местах причалить можно, там под огромными старыми ивами остров образовался. – Ну что, Володя, – говорю, – дальше поплывём или здесь остановимся? Впереди, наверняка, не лучше. А здесь хоть сухо, да и дров для костра сколько хочешь. Да ещё, смотри-ка, дождик, похоже, собирается!
Так и остановились мы на затопленных половодьем омутах прямо в селе Введение, почти напротив Николо-Шартомского монастыря. Вода-то прямо у монастырских стен стояла. Володя поначалу раскис, да и у меня настроение праздничное исчезло. Надежды на ловлю язей никакой. А Володе и вовсе не на что было надеяться – какие уж тут щуки? В общем, стали обустраиваться к ночлегу. Натянули положок под ивами, костер разожгли, и как-то уютнее сразу стало. Котелок над огнём повесили – чайком душу погреть, закусили, чем пришлось, выпили немножко, чтобы настроение поднять.
– Ну, чего скис? – говорю, – всё равно первый выезд по чистой воде, а он всегда праздник. Пересидим ночку, а с утра видно будет, что делать. Может, на Тезу вернемся и к Дунилову поплывем, а может, и здесь за ночь вода спадёт хоть немного. Как думаешь? А пока давай на червя удочки забросим. Налима-то здесь много. Не крупный, правда. Да и голавлики тоже есть. Может, чего и попадется. Червей-то я накопал в саду замечательных. Ведь на язевый клев рассчитывал. Давай, пошевеливайся!
Но приятель мой оказался весьма неуклюжим. Расставили мы удочки, прикинули, где и как можно будет с утра пробовать язей половить, и тут Володя задел ногой мою банку с червями. Она покатилась и плюхнулась в реку! Это был настоящий шок!
Володя был очень смущён и растерян.
– Ну, понимаешь, так получилось… Виноват я, чего говорить? Червей, ко-нечно, жалко. Здесь, понятное дело, не накопаешь. Но, знаешь, я постараюсь дело поправить. Пока совсем не стемнело, я лягушат наловлю. Лягух-то, видел, чай, сколь на остров наш приплыло. Ишь, как урчат!
А я, махнул на всё рукой и пошел сучья сухие ломать для ночного костра. На душе от праздничного настроения и следа не осталось.
Володя пришел уже в темноте. Он обошел весь наш остров и набрал лягушат в носки. Сунул я руку в один носок и тут же выдернул, сунул в другой – и вовсе обозлился.
Какие это лягушата?! Это лягвы настоящие! Таких только на жерлицу ставить! Да ладно, давай попробуем, всё равно делать больше нечего! Сейчас я твою щуку поймаю!
И больше для шутки, чем веря в эту затею, насадил я на двойник спиннинга, переоборудованного под “щучью” поплавочную удочку, здоровенную лягушку и забросил ее в омут неподалеку от нашего костра, надежно укрепив удилище на рогулине, прихватив рукоять к земле крючком из таловой ветки.
– Смеёшься? – обиделся приятель.
– А чего бы и не посмеяться? – отвечаю, – на такую лягву только щуке и ловиться.
Стемнело. Ночка пасмурная, на небе ни звезды, темнота – глаз выколи. И только возле нашего привала по чёрной воде жёлтая дорожка от фонарей, что на дороге у монастыря светятся. Володя из своей корзинки ещё “пузырек” вытащил.
– Вот, отметить первый выезд брал, а теперь хоть настроение немножко поднять, – говорит. – Не сердись! Прав ты, чего там говорить, да ведь не специально же я червей-то пнул!
Приняли мы по солдатскому “стопарику”, вроде бы и впрямь на душе малость полегчало. Разговор пошел. Я ему подсказал, где “выходы” язей искать по спаду полой воды, он своими “щучьими” секретами поделился. Вроде бы и обида за утопленных червей прошла, и уже решаем, как с утра рыбалку продолжим и на что ловить будем, как вдруг Володя меня за рукав дергает.
– Погляди-ка! У тебя поплавка нет!
– А куда ему деваться? – говорю, – разве что лягва твоя утопила? Вон она, какая бойкая, весенняя!
Посмеялись мы, еще по “стопарику” приняли. Володя вновь меня за рукав дергает.
– Слушай, смех-то смехом, а спиннинг у тебя сейчас утащит! Смотри, как лесуто натянуло! Да скорее же! Упрет ведь, ей богу, упрет!
Подхватил я свой спиннинг, катушку с трещётки на тормоз переключил. Подсек, хотя в этом вряд ли была необходимость – рыба тянула столь сильно и резко, что надёжно подсеклась сама. Да, она вполне могла утащить мой спиннинг. Потяжка была такая сильная и решительная, что я едва удержал удилище. На щуку это было не похоже. А эта… Эта рыба тянула резкими рывками, бросалась из стороны в сторону. Но “сидела” на крючке крепко, и я стал подводить её ближе к берегу. Она вновь и вновь рвалась в черную глубину воды, но, наконец, сдалась, и широкий бок её сверкнул в воде прямо у моих ног. Я попытался схватить ее, но пальцы лишь скользнули по толстой спине, и рыба с шумом рванулась прочь…
Ушла?! Упустил?! – горестно выдохнул Володя, но я лишь отмахнулся, чтобы не лез с советами. Наконец, рыба на берегу. Это голавль, но невиданных у нас размеров – толстая, большеротая рыбина полуметровой длины! Таких у нас не ловил никто.
– Жерех?! – ахнул Володя, – Эко, здоровенный! Вот же, повезло! Прямо хоть сейчас домой поезжай! А ещё ругался, что я червей утопил… Да кабы не лягухи мои, и не поймал бы ты его! – В голосе приятеля зависть и обида.
Оттащил я голавля к костру. Сразу видно стало, какая это могучая рыбина, и как глубоко она лягущку заглотала. Убрал я в рюкзак своего голавля-великана. Лягушку с крючком так и не стал из глотки его вытаскивать. Новый поводок с двойником привязал и опять на лягушку в омут забросил. И ведь не ошибся! И получаса не прошло – у меня новая поклевка. Этот хоть и не великан, но тоже килограмма на полтора, а то и побольше! Правильно! Значит, они пришли сюда целой стаей!
Володя еще с удочкой своей копается, а я уже третьего вывожу. Наконец и он забросил. Но неловко так. Шлёпнул лягушку об воду так, что она сразу подохла, а на мертвую голавли внимания не обратили. Я отошёл немного в сторону и поймал уже пятого голавля, а у него ни поклевки! Володя совсем скис, разобиделся.
– Ты, чем дуться, – говорю, лучше другую лягушку насади! – Ты же ее убил, а голавль только на живую берёт! Понимаешь? Да спеши, спеши! Видишь, я уже куда отошел? Я же за стаей их стараюсь поспеть! А уйдет стая, – всё, бросай, не бросай, пустое дело. Тут, братец, киснуть некогда!
Володя тоже приспособился, поймал трёх вполне приличных, каждая больше килограмма рыбин. А затем этот необычайный клев прекратился. Я и до сих пор не могу найти объяснения этому необычному ночному жору голавлей. На двоих мы поймали много рыбы. Первый мой – самый крупный, потянул почти на четыре килограмма! И ни одного меньше килограмма! Триумф? Нет. Просто не очень разумный азарт рыбацкий. Я из своих голавлей трех отдал Володе, оставив себе девять рыб. Да и из тех больше половины Валя (моя жена) раздала соседям по улице. А у меня после такой небывало удачной рыбалки, после эйфории от такого улова, наступило отрезвление и даже сожаление. Я осуждал себя за излишне пойманную рыбу. И с той поры я научился вовремя говорить себе стоп! Достаточно! Ты гость этого мира воды, а гостю не пристало быть жадным. Ведь на реку приходишь не столько за рыбой, сколько за здоровьем, за добрым, хорошим настроением, которое нам дарит рыбалка. Ведь не даром в народе говорится, что время, проведенное на рыбалке, не идет в общий зачет прожитых лет.
РЫБАЛКА КРУГЛЫЙ ГОД № 7(357), 2017 г.
