Не уезжая далеко
Чужие ...
Первомайские праздники мы с приятелем решили встретить на рыбалке с ночевкой. Впрочем, дальней дороги не намечалось. Решили скромно и попросту половить мелюзгу на Малой Кокшаге у города да скоротать ночь у костра, делая вид, что находимся на настоящей рыбалке.
Погода в постреволюционный праздник выдалась унылая. Моросил с перерывами холодный весенний дождь. Тучи набухли и цеплялись за мокрые деревья. Лишь чудака-рыболова со слегка "сдвинутой крышей" можно было выманить из дома в эту морось, да еще на ночь глядя. На себе мы уже поставили крест, ночуя и в зимнем лесу, и в осенне-весеннем, и просто на голом льду водохранилища в январские морозы. Но, к нашему удивлению, на реке кроме веселых компаний, активно чокающихся и поглощающих шашлыки, было много и рыболовов. Сразу теплее становится на душе от понимания, что не один ты такой "ушибленный".
Все приличные места для ловли неподалеку от железнодорожного моста были заняты. Отовсюду неслись маловразумительное крики, лихие застольные песни и коронное: "Наливай, Серега!" Мы, чертыхаясь и скользя по раскисшей тропинке, проходим поворот за поворотом, но везде люди. А хотелось, чтобы - как на настоящей рыбалке - только одинокая Луна купалась в реке, вкусно потрескивал костер, и тихо перешептывались сонные листья от дыхания ночи.
Мы все шли-шли, и вдруг - о, чудо! Идиллическая картина открылась нашим глазам. Узкое русло реки, где вода неслась, как в трубе, переходило в широкий плес. Течение здесь было обратным. Кусты ивняка стояли в неподвижной воде. Около них вдруг сильно плеснула крупная рыба. На обрывистом берегу высились старые дубы, с которых падали тяжелые капли. Было тихо и пустынно вокруг. Никак Эльдорадо?!
Мы соорудили навес из жердей и полиэтиленовой пленки, натаскали дубового и вязового сушняка на ночь, забросили наудачу закидушки и удочки-донки с колокольчиками на вершинках удилищ, не надеясь, впрочем, на поклевку крупной рыбы. Какая, мол, рыба рядом с городом? И пока мы хлопотали по хозяйству, вокруг все изменилось, как в сказке. Ветер разнес в клочья мутную тучевую рвань, открыв голубое небо. Сквозь мокрую листву упал первый солнечный луч, и все засветилось чистыми яркими красками.
Все дела были переделаны, и мы занялись тем, ради чего, собственно, все и затевалось: уселись рядом с удочками и уставились на сторожки донок. Колокольчики лишь слегка подрагивали от течения. Время от времени они начинали трястись мелкой нервной дробью. Тогда мы вынимали удочки, чтобы убедиться в полном отсутствии червяков на остро заточенных крючках.
- Мелочь пузатая теребит, - мрачно констатирует приятель, нанизывая кривляющегося подлистника.
- А чего еще здесь ждать? - соглашаюсь я, и мы снова бесполезно пялимся на сторожки.
Затем, насидевшись впустую, уходим готовить праздничный ужин. Шинкуем лучок, режем колбаску. В крапиве потеет бутылочка...
И тут вдруг, словно птичий голоскок, тоненько звенит колокольчик донки-удочки. Бежим к снастям. Мой "телескоп" гнется и хлещет по воде, как хлыст. Беру удочку и понимаю, что на леску кто-то навесил гирю. Не может быть здесь такой рыбы. Но "гиря", между тем, зашевелилась и пошла против течения. Мне показалось, что это не самое лучшее из того, что она могла придумать. Пытаюсь удержать рыбину. Она нехотя останавливается и идет уже в глубину. Так я уговаривал пресловутую "гирю" минут десять. Наконец на поверхности забелела брюхом крупная рыбка. Подсачека не было (не первый такой промах), и пришлось брать рыбу рукой, прижимая ее к берегу. Наконец моя добыча в руках.
Что это за зверь? Вроде карп? Усы над губой. Знаменитые пилы-плавники, присущие карпо-сазаньему племени, в наличии. Значит, карп? Но уж слишком золоточешуйчата рыбина и прогониста в теле. Вся она какая-то яркая, с буро-красными плавниками. Насколько помню, пойманные когда-то мною карпы были скромнее и бледнее в окраске. Но сазан в Кокшаге? Это слишком невероятно. Впрочем, чего гадать? Рыбина весом не менее полутора килограммов красивая и очень даже съедобная.
День угас. Прошла ночь, холодная по-зимнему. Утром быть морозу и инею на траве. Но у нас полыхает, исходит жаром кострище из дубовых кряжей. Тепло его, отражаясь, держится под навесом.
Только мы устроились поужинать по-праздничному, как вдруг зазвенел колокольчик теперь уже закидушки. Бежим к воде. Колокольчик мотается на леске и голосит на всю реку. Подсекаю и вываживаю крупного налима! Вот так еще одна встреча!
Колокольчики с перерывами позвякивали до трех часов утра. За ночь мы поймали восемь налимов. А с утра на наши донки стали попадаться серебряные и довольно крупные караси! До полукилограмма... И это - вместо ожидаемых обычных сорожек с палец и окунишек-"матросиков"! К тому же, червяком вдруг соблазнилась и щука. Наверное, в честь праздника...
Словом, улов с Кокшаги в этот раз вполне устраивал нас, озерных и волжских рыболовов. Но так и осталось загадкой: откуда вдруг в нашей Кокшаге - два шага, и столько карася? Все праздничные дождливые и холодные дни берега городской речки были далеко не пустынны. У железнодорожного места рыболовы стояли чуть ли не через три метра друг от друга. И главное - все ловили! Кто-то - по пять килограммов карася за неполный день, кто-то - больше...
И что это за рыба, пойманная мною тем праздничным вечером? По всем признакам это все же - сазан, как бы дико ни звучало подобное утверждение. Впрочем, можно предположить, что по каким-то причинам в Малую Кокшагу поднялась волжская рыба.
Подобных карасей-гибридов я когда-то ловил в Кокшайске с моторной лодки, так же, как и крупных сазанов. В те давние осенние дни сазан, словно ошалев, ломал крючки, рвал леску "кольцовок", захлестывая ее за мотор лодки, но все же ловился и ловился! Это в самой Волге. Но говорят, сазанов много в устье Малой Кокшаги, в ее илистых протоках. Вполне возможно, что это пришествие рыбы - лишь временное явление, хотя рыболовы утверждают, что ловят белого карася у города уже не один год.
Деревенская рыбалка
Места, о которых пойдет рассказ, совершенно обычны для сельской стороны. На взгорке видна деревенька. Это - Комино.
Малая Кокшага здесь действительно невелика. Это неширокая речка с еще более узкими стремнинами, где вьются длинные водоросли, с тихими плесами, заросшими камышом и кувшинками; с глубокими омутами. В этих ямах-омутах купают свои ветви молодые трепетные ивы. Иногда с глубины поднимается и бьет хвостом крупная рыба, казалось бы, несоразмерная с маленькой речушкой. Это, скорее всего, карп или язь. Но на удочку нам здесь попадаются чаще небольшие подъязки. Они резко хватают манные катыши на донках-удочках. От поклевок качаются и звенят колокольчики на гибких вершинках удилищ.
Местные рыболовы в приваженных местах ловят на горох и довольно крупных язей. Я иногда подплывал на резиновой лодке к таким местам и, придерживаясь за кол, вбитый в твердое дно, смотрел из-под руки в воду. Там, у дна, у россыпи привады, бродили толстоспинные язи. Налюбовавшись, я уплывал, так как ловить здесь, что воровать. Да и не будет клевать осторожный язь в солнечный полдень.
На плесах, рядом с кувшинками, мы ставим жерлицы. Хлесткие ивовые тычки легко сгибаются от рывков и некрупной рыбы, но кажется, что на леске рвется матерая щука. В чистых омутах блесну провожают суетливые "карандаши", бледные в раскраске и вытянутые в теле. Подростки, одним словом. Но случается, что откуда-то вдруг, может быть, из-под топляка, вывернется короткая ямная щука, ударит по блесне и согнет спиннинговое удилище.
После первых встреч с этими местами я стал брать с собой детей, поскольку добраться сюда несложно и на велосипеде, а тихая ловля под сенью остролистых ив действительно напоминает аксаковскую, и кажется, что здесь и впрямь "утихнут мнимые бури..."
Кротко и бесхитростно клюет плотва на хлеб и разварную перловку. Бывает, набросаешь за травку-водоросли овсяных подмоченных хлопьев, мягко положишь насадку чуть дальше прикормки, поплавок замрет на неподвижной воде, краснея "антенной", вздрогнет и наклонно уйдет в зеленую глубину, а потом в руке затрепещет теплая сорожка, пахнущая травой-шелковицей. Сядешь, прислушиваясь к негромкой радости внутри, вспоминая детство, замусолишь сигарету, пуская блаженно дым в прозрачное небо и задумаешься мечтательно: может быть, это и есть счастье?
Впоследствии мы приезжали сюда уже с подросшим младшим Иваном. Он пытался ловить верхоплавок легкой тальниковой удочкой, сделанной здесь же, на берегу. Чики-верховки обманывали сына: съедали хлеб, толкали нахальными носами поплавок и постоянно срывались с крючка, а Ванька злился и хлестал удочкой по воде.
Мы встречали и провожали летние зори, ловили сорожку, прятались в палатке от коротких ворчащих гроз, чертили тропинками седые от росы луга, спускаясь к реке, слушали у костра, как стрекочут цикады и звенит теплая ночь.
Потом собирались и ехали на велосипедах домой. Иван, сидя впереди, бодро мучая меня вопросами, загадывал загадки, с ним орали песни из хорошего старого мультика "Бременские музыканты". Ванька вертелся, а я с усталости ворчал, мол, сзади тележка с лодкой, а тут еще впереди непоседливый груз. Сын обижался и тихо говорил, что он не груз. Я, опомнившись, прижимал к себе родное тельце и извинялся перед Иваном.
А где-то там, в сонных лугах, падало за горизонт усталое солнце, и таяли в небе бело-розовые облака...
Александр Токарев, г. Йошкар-Ола
Фото автора
