На течении

Предвкушение рыбалки ничем и никем испортить невозможно. "Рвусь из сил и из всех сухожилий" - это про меня. В четыре утра в неуютной темени открыл гараж, проверил уровень масла, заглянул в горловину радиатора, на остальные мелочи времени нет. Снасти в салоне томятся со вчерашнего вечера. "Мой финиш - горизонт, а лента -  край земли, я должен первым быть на горизонте!"

Позавчера, покупая мотыля на рынке, разговорился со знакомым продавцом, который и посоветовал ехать в эту деревеньку, близ которой устье реки Свапы, впадающей в Железногорское водохранилище, кишит судаком.

В ту слякотную зиму, даже в январе третьего, метеоусловия не те. Нулевая температура за бортом "уазика" настолько изжевала вчерашние влажные сугробы, "выстрелянные" ошалевшей короткой метелью, что теперь мы, водители, на этой федеральной трассе "превратились в живую мишень". Снегоуборочные машины еще не подоспели, поэтому, каким бы ни было искушение надавить педаль газа, приходилось включать слово "самосохранение", иначе - "покатились колеса, мосты и сердца - или что у них есть еще там".

Сворачиваю на грунтовку, пару километров еду над широкой колеей, которую иначе как траншеей не назовешь, но, даже включив передний мост, все равно сползаю в эту "чужую колею глубокую... Я кляну проложивших ее, скоро лопнет терпенье мое...".

Выбрался на припухлую от битых кирпичей ровность. Слева - покосившиеся столбы, справа - примерно такие же домишки с черными, зыркающими от блика фар окнами. "Что за дом притих, погружен во мрак, на семи лихих продувных ветрах?". Ни один пес не залаял, пока мы ревели натуженным движком да хриплым баритоном магнитолы.

Выехал из липкой грязи, подрулил почти к берегу, стал под старой раскидистой ветлой. Я мостам и карданам, что не подвели, поклонился в колеса до самой земли... Пот утер, достал снасти.

Пока рассвет детально прорисовывал непричесанную макушку леса, я уже пробурил пять лунок от берега к течению Свапы. Вот она, вотчина судака! "Неужто мы надеемся на что-то?!"

Теперь бы прогонистого живца добыть - плотвичку, а лучше уклейку. Насаживаю мотыля, опускаю мормышку-овсянку в крайнюю от берега лунку. Глубина - сорок сантиметров. Поклевка резкая, сторожок скривился и рванулся в сторону течения. После подсечки сердце дрогнуло: ясно, что не живец. Вожу, сколько могу, стараюсь не задеть о край лунки, а то, что позарилось на мотыля, так и норовит снасть оборвать. "Упрямо я стремлюсь ко дну, дыханье рвется, давит уши..."

Хлыстик у "балалайки" скрипит, но не могу ни подмотать, ни отпустить. "Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!". Да куда там! Рвет из рук удочку, и до того я беспомощен над этой лункой: хоть криком кричи - никто не услышит! Ни тебе спасительного фрикциона, ни простора речного, ни лета ясного! "Что-то воздуху мне мало, ветер пью, туман глотаю...". Но умудрился все же к лунке подвести, ухватил за глазницы, выбросил на лед. Язь! Сразу прикинул - не меньше килограмма, правда, когда дома взвесил - едва до пятисот граммов дотянул. Но все равно хорош желтопузый с пунцовыми перьями! Запихиваю его в отверстие рыболовного ящика. Нет-нет, сегодня - точно в амбразуру!

Снова сторожок то вздрогнет от неожиданности, то заморгает, как кокетка ресничками, то уверенно поднимется как... Впрочем, веселые поклевки приносили в основном сопливых ершей, реже - недомерков-окуньков, еще реже - бычков и плотвичек. "Сколько пасущихся, сколько кишащих, мечущих, рвущихся, живородящих...".

Пробурил еще несколько лунок, как мне показалось, в весьма перспективных местах. Тщательно промерив глубину, а как раз попал на подводную бровку, зарядил пять жерлиц, опустив живца в сантиметре от дна. Перспективными, видимо, были другие места, так как за час волнительного ожидания сработала только одна жерлица, добыв с мелководья небольшую щучку.

Подошел местный абориген, поинтересовался уловом, представился Коляном. "Здравствуй, Коля, милый мой, друг мой ненаглядный!"

-     Слышь, братан, это твой "уазик" под деревом стоит?

-     Мой.

-     Выручи, просить больше некого. Столбик бетонный нужно передвинуть метров на десять. А с меня магарыч, и места судачьи покажу.

Подкупил он меня последним доводом в предложенной сделке. Пошли. Перед его домом лежали три бетонных столба. Еще летом электрики сбросили их здесь, чтобы поменять на старые покосившиеся деревянные столбы. Ну и, как водится на Руси, отложили это мероприятие до лучших времен. Теперь Коляну ни ворота открыть, ни в калитку толком зайти невозможно. Эх, Расея! "Я стою, как перед вечною загадкою, пред великою да сказочной страною..."

Подогнал машину, зацепили столб тросом и по одному передвинули от дома. Колян на радостях вынес бутылку самогона и пару своих жерлиц.

К судачьим местам нужно было проехать почти километр вдоль деревни, и Колян, отхлебнув полбутылки, повел меня раскрывать свои секреты. "Прохладным утром или в зной, с друзьями или без, я всех отправиться за мной зову в страну чудес".

Судачий заповедник находился на самой реке, метрах в ста от устья. Деловито пробурив две лунки, Колян начал разматывать свои жерлицы, которые поразили меня сверхпримитивностью. На конце не то шнура, не то дратвы была привязана стограммовая гирька от бытовых весов. Сантиметрах в пяти от нее закреплен трехсантиметровый поводок с обычным крючком. Вторая жерлица отличалась от первой только тем, что на конце шнура был привязан ржавый навесной замок. Шнур наматывался на два гвоздя, которые вбиты в двадцатисантиметровую рейку. Сигнализатором поклевки служила с двух сторон заостренная палочка, крепившаяся к шнуру на ниппельных резинках.

Колян достал еще живую плотвичку из моего ведра, нацепил ее за обе губы и отправил снасть в воду. Потом то же самое проделал и со второй жерлицей. Обе лунки были пробурены на одной линии, почти у самой середины реки, но метрах в десяти от фарватера. Течение здесь было не слишком сильным, но все же довольно заметным. Лежащий на дне груз надежно удерживал снасть, течение сносило только живца, который принимал естественное горизонтальное положение и даже чуть живой все равно играл в толще воды. 

Выбрав слабину и оставив еще с полметра шнура на льду, Колян положил рейку поперек лунки, а заостренную палочку установил одним концом на рейку, а другим - на край лунки. После этого Колян великодушно разрешил мне следить за поклевкой, а сам начал решительно расправляться с остатками в бутылке.

Минут через десять палочка кивнула раз-другой и нырнула в лунку, увлекая за собой лежавший на льду шнур. Я ухватил эту примитивную "леску" и коротко подсек. Рыба на том конце ощущалась глухими короткими толчками. После недолгого вываживания килограммовый судачок заелозил на льду. А вскоре палочка нырнула и на второй жерлице.

Колян в это время пытался поймать живца в прибрежной заводи, но у него это плохо получалось по причине полной дезориентации в пространстве. "И если б водку гнать не из опилок, то что б нам было с пяти бутылок?!". Пришлось и добычу живцов взять на себя.

В тот день я поймал семь приличных судаков. Щуки, как ни странно, не попадались. Колян, растрогавшись, "набычась, а потом и подбочась", пытался подарить мне свои жерлицы, но, прекрасно понимая, что завтра он протрезвеет и опомнится, я от подарка вежливо отказался.

Позже, взяв за основу эту конструкцию, я сделал пару жерлиц, конечно, более продвинутых, и с успехом ловил ими на течении. "Что остается от сказки потом - после того, как ее рассказали?".

Владимир Стрижков, Курская обл. Рис. автора.