На Ошле
Малые реки миловидны и скромны. Среди теплых лугов, где стоит сладкий медовый запах, петляет река-речушка Ошла, местами больше похожая на ручей. На перекатах Ошлы вьются длинные водоросли, сплетаясь и вновь бессильно опадая по течению. В омутах кружит черная вода, и желтеют кубышки. Большей частью речка довольно стремительна и неглубока, лишь в редких бокалдах-ямах есть настоящая глубина, где вода стоит тяжело и студено, неторопливо поворачиваясь в обрат. Путь Ошлн обозначают кусты ивняка.
Мне здесь нравится ловля сорожки на перловку. Подбросив за кубышки несколько пригоршней пшенной каши с сухарями, я сижу рядом с удочками и
наблюдаю за беспокойной жизнью поплавков. Вот один дрогнул, притопился и с наклоном пошел в сторону. Подсечка! Упираясь и разбрызгивая теплую воду, на леске ходит сорожка с ладонь. Затем берет еще одна такая же стандартная сорога и все затихает.
Спустя какое-то время, за которое я успеваю глотнуть холодного чаю, кто-то интересуется насадкой второй удочки. На ее крючке насажен навозный червяк -насадка не совсем летняя. Поплавок подпрыгивает и падает набок. Рука тянется подсечь, но рано, надо подождать. Поплавок снова приподнимается и идет в сторону. Пора! Поддергиваю кверху удилище-"телескоп", и оно упруго сгибается под живой тяжестью. Вначале кажется, что рыба крупная, но это кувшинка упруго осаживает леску. Осторожно выпутываю снасть и достаю рыбу. Попалась густера, для малой речки довольно крупная - больше ладони.
За моими действиями лениво наблюдает ястреб-тетеревятник, парящий над маревом лугов в восходящих потоках воздуха, насыщенного густым запахом трав и цветов. Но, скорее, его интересуют чибисы или речные кулички, а может быть, взгляд суровоглазой птицы направлен в сторону деревни, где кудахчут курицы?..
Ловля сорожки вскоре прискучивает и я иду проверять жерлицы, которые расставлены прямо с берега. Шесты их закреплены, как и удилища, с помощью рогатины-рогулины и "антирогулины". Места для жерлиц выбирал долго, поскольку река довольно быстра. Но некоторые омутки с кувшинками и обратным течением подошли вполне. Шесты жерлиц установил так, чтобы рогульки с леской, намотанной "восьмеркой", висели за травой и живец не смог бы захлебнуться.
От "финских" крючков пришлось отказаться, поскольку в жару живец с продетым сквозь жабры покодком, не выдержал бы и получаса. Сорожки были подцеплены под спинной плавник двойничком №6 и подстрахованы одинарным крючком за губу. Для этого оснастка была дополнена коротким вольфрамовым поводочком.
На одной из жерлиц-рогулек леска была смотана и косо угодила под травянистый берег. Осторожно берусь за леску - и тут следует удар! Из-под берега выбрасывается щучка и, алея жабрами, трясет головой, схожей чем-то с утиной. Вот только уж больно богата зубами эта "уточка". Щучку беру спокойно, за "шиворот". Леска позволяет, тем более рыбина засеклась надежно, что можно было заметить при финальном щучьем "выходе": когда она хлопнула пастью, я увидел, что поводок уходит в глотку.
Жерлица, установленная под высоким обрывом бокалды, была также размотана. Здесь не было травы, и жерлица-рогулька висела над черной от глубины ямой, где вода кружила, юля водоворотами. Едва я взялся за леску, как она натянулась и резко пошла против течения. Рывок! Из воды выпрыгнула ослепительно серебристая "пружина" и рухнула в воду. Леска опала и стала до отвращения вялой, без упругой тяжести. Голавль, крупный матерый голавль взял на сорожку, но не засекся, осторожный, а лишь, задавив живца, ушел в холодную глубину бокалды, оставив меня в разбитых чувствах и разочарованиях...
Вечер теплый, и я разжигаю костер, лишь для того чтобы посумерничать у тихой воды, послушать "пение" угольков и треск сушняка. Костер напоминает иногда живое существо, особенно когда ночуешь один в лесу несколько ночей. Он, костер, и приемник-пискун - старые товарищи на рыбалке в одиночестве, нередко приятном мне...
- Ирр-ра, ирр-ра! - вдруг неожиданно гулко раздается в осоке, и я даже вздрагиваю. В ответ на громкое представление неведомой "Иры" раскатывается еще более громовое кваканье по всему плесу. Словно по команде, грянул лягушачий хор, и заводилой была именно "Ира". Так я ее окрестил, потому что голос ее непременно выделялся, был внятен и громогласен среди лягушачьего плебса...
- Ира! - время от времени звал я ее, и царевна-лягушка с готовностью отзывалась. Так было всю теплую летнюю ночь, когда не спалось, и в палатке было душно, несмотря на то что верх был поднят и белел лишь сетчатый полог.
Не успела отгореть вечерняя заря, как занялась утренняя. На новый день у меня был запланирован эксперимент. Готовлю "телескоп" без поплавка. В банке сухо толкутся кузнечики. Тихо иду вдоль спящей реки, нахожу "окошко" среди травы и, не дыша, опускаю крючок с кузнечиком на короткой ласке, подмотанной на катушку "телескопа". Кузнечик с легким всплеском падает на воду, пуская круги, и вновь прыгает на поверхности, повинуясь движениям удилища. Еще всплеск и еще, а затем вдруг - удар! На леске рвется из стороны в сторону голавлище! Откуда он вывернулся?! Пытаюсь погасить его рывки и готовлю подсак - впервые за сутки. Есть! Запеленал серебристого!..
На берегу любуюсь красивой лобастой рыбиной, в чешуе которой уже алеет заря-огневица. Ай да Ошла, ай да ручеек, где, оказывается, живет себе голавль красноперый с желтыми пронзительными глазами.
Александр Токарев, г. Йошкар-Ола
Фото автора
