На берегу у бора Хреновского

Не велика и не мала река Битюг, но сотнями километров протекает извилистой водной по Центральному Черноземью. То ручейком глубоким струится по степям и лесам байрачным, откосым к вершинности, то раздается плесами на многие сотни метров вширь и километров по длинке.

Чисты воды Битюга, пить с ладони можно без опаски для здоровья, коль знаешь, что не произошел очередной выброс от верхненачала непутевого сахарного завода. Сколь рыбехи он погубил – словом тут не измеришь, но восстанавливалась река раз за разом: затоны с заливами не текущими выручали, рыбка, выжившая в них, давала новое пополнение для жития в колыбели своей – Битюге.

Что уж говорить тут – влечет речуха на берега свои городского жителя. Ладно, ближние городки. Едут не то что из Воронежа, а из Москвы, Питера и Ростова… Привлекает их в большинстве особый участок реки – уникальный Хреновской бор.

Столетние сосны по левобережью – с неизменным грибом-боровиком, ежевичные заросли с тающей на губах черной пахучей ягодой в припойменных низинках и дуболесье навстречное влекут туристов и отдыхающих. Благо подъезды для автостранствующих присутствуют.

Люблю «оторваться» в выходные деньки на любимой и рыбной речке. Но как сие осуществить, коль она популярна стала средь жаждущих не столь рыбалки, сколь развлечений с питьем и купанием.

Но… разрешил сей вопрос. Помогло знакомство в межсезонье отдыха под закат осени с местным жителем и азартным рыболовом из Шишовки, Александром Спиридоновичем, по местному прозвищу Лешаком, «промышлявшим» по соседству.

 – Не горюй, – прознав про летние неурядицы, произнес, увидев «нешуточный» спиннинговый улов, – и в сезон отпусков постараюсь не дать тебе поскучать.

Одно дело обещание-слово, под стакашек с подходящей закусью – жареной на угольях костра сочной щучкой-невеличкой, другое – как оно на самом-то деле окажется.

 – Ну, а связаться с тобой как же?

 – Что за печаль-то? – обронил отрывисто. Адресок свой простецкий пропишу, а ты – за неделю-другую сообщение пришли, чтоб подготовиться успел.

И впрямь не подвел: в начале июня послал ему открытку, ответ по телефону не замедлил получить: «Жду, все подготовил для рыбалки».

От Воронежа до места на машине всего-то два часа ходу и вот я с сыном на подворье Лешака.

 – Лодку просмолил, – вместо приветствия доложил он, – я-то и с течью плавал, но у гостей ноги мочить не намерен.

Руками обхлопались, по-старорусски – души-то к забаве рыбацкой причастные – родственные.

«Жигуленка» загнали на задки хозяйского двора, выгрузили амуницию: палатку, спальные мешки, принадлежности для лова, припасы съестные… Все то перепаковали на ручную тележку с уже уложенным скарбом нашего гида и покатили ее по извилистой, крутоярой узкой дорожке. Какое там покатили: один рулил, двое с передка спинами упирались, не позволяя разогнаться и соскочить в овраг.

Километровый спуск занял поболее часа, хотя пешедралом и в десятиминутье обернуться можно.

Перегрузились в лодку, спрятали средство транспортное в стене прибрежного тростника и… в путь к месту, выбранному «аборигеном» для лова.

Я на веслах. Плоскодонка размашистая, неуклюжая с виду, но под руками опытного гребущего чует фарватер, подчиняется маневрам. Идем вверх по течению, хоть и не слабо оно, но лодка легко его преодолевает, не позволяя особо перенапрягаться моей мускулатуре.

В глазах рябит от разноцветных по обоим берегам шатров-становищ отдыхающих, ушные барабанные перепонки еле натугу выдерживают от запредельного звука музыки автомагнитол и визга купающихся.

И так несколько километров плавания. Сменяет меня на веслах сын – потягиваюсь и расправляю спину – приятная истома в мышцах от проделанной в охотку работы. И… вот, болотца подошли к руслу, чернолесье ольхи обрамило их, отторгнув цивилизацию от первозданного бытия.

 – Мал-мал погребем, – открыв полусонные глаза, промолвил провожатый, –да мы и на месте.

До того неплохо спалось ему на наших вещах на носу плоскодонки. А вот тишь-то глухоманная и пробудила его к общению.

– Первый песчаный мыс по левой руке покажется, к нему и причаливайте.

И опять «в небытие» ушел на пару часов, до удара лодки об отмель.

Разгрузились на чистой, малыми барханчиками покрытой песчаной косе, бивак обустроили, места для ночлега тройственного, подстелив коврики, утеплили, и костерок с котелком для чая засветили.

Ранним утром, перекусив, отправились в «бой». Я – до того присмотревшись к дубам-падунам, перегородившим русло, отправился к ним на привезенной резиновой лодке, по опыту зная: под затопленными стволами должны хороводиться стайки не малых полосатиков, а вполне товарных окуней.

Ребята ж мои, по общему соглашению, поплыли на плоскодонке к ближнему затону, чтоб живца-плотвичек и красноперок наловить и жерлицами и ими разукрасить склоненные над омутками ветви ольхи.

Выбор мой не подвел. Зачалился у ствола дуба, мормышку – вольфрамовую капельку – снаряженную крупным навозным червяком, в недра глубин опустил. Тюк-тюк, дроблю потяжками мормышечной мини-удочки, и… вот удар. Леска тончайшая, в натяг. Не спешу. Чувствуется, на нижнем конце лесы – немалый экземпляр. Вываживание длится не менее получаса. В итоге – трехсотграммовик на дне лодки.

Зачем это мне мучение на «паутинку» лески? Меняю снасть. Легкая блесенка уходит в вертикаль глубины с зимнего удильника. Леска потолще, движения руки порезче. И… пошло. Опускаю искусственную приманку на дно, два-три стука о него делаю. Подъем и… вот она, хватка. Подсечка реализует конечный результат – такой же окунище в садке.

Нет жадности в ловле у меня, но в раж впал, столь шел колючий хищник на малую, однокрючковую блесенку. Так бы всех окуней и вытащил из-под бревенья, но остановил разум. И до того, что выловленных, выпустил из садка – не люблю чистить твердочешуечников.

Лешак с сыном оснастили полтора десятка жерлиц, а, узнав о моем улове, обоюдно посетовали, что выпустил знатных окуней, но потом все же поступок одобрили – никто не хотел колоть руки и ухищряться с приведением тушек в товарный вид.

После легкого отдыха с дремотой и перекуром решили с Михаилом «перетяжкой» позабавиться.

Самая пора – солнце чуток ниже зенита, но температура дневная на максимуме. Вьется над водой поверхностью различная насекомотня, стрекозы разновидные кружат, падают в струи с берегов, не рассчитавшие скачок кузнечики… Лакомая пища для хищников из рода «бели».

Проста снасть перетяжка – два спиннинга, соединенные лесой и поводками полуметровыми с крючками, прикрепленными к ним. Стоят рыболовы по разным брегам мало-средней речки, можно и на разливистой, но тогда один на лодке непременно, зримая нить-леска их соединяет, один в пассиве находится, другой же – плавными движениями руки водную поверхность возбуждает мушками искусственными, но предпочтительнее естественные наживки. Лучшие из них – оводы и слепни, кузнечики и стрекозы, а где крупный жерех водится, подойдет и сушеный майский жук.

Плюх-плюх, кунается обманка в воду и тут же приподнимается. Всплеск. Голавль! Крупняк! Но поспешил я – ушел лобастый в глубины. Раз покусился, да ни с чем остался, из-за азарта, попробует еще разок…

Интуиция не подвела, хватанул тот голавль на плавно ведомого мной по поверхности овода и… засекся на острый крючок. Мне вываживать рыбину несподручно – зыбка колыбель резиновой лодчонки. Повел сын его на отмель. Под три килограмма потянул. А словили-то его опять же за дубами, обрыбившими меня окунями.

– Ну, вы даете, – с завидкой в голосе протянул Лешак, – в былые времена здесь такие не попадались. Везет же.

Он тоже оказался не без улова, в наше отсутствие нахлыстом наловил на мушку ельцов. Так, в четверть аршина, но для вида оного выдающиеся представители.

 – Что с пойманным делать-то будем? – вопрошаю.

– Голавля потушу с помидорами и овощами, а свой «довесочек» к завяливанию подготовлю. Будет вам что в городе под пивко вспомнить.

Перед ужином поплыли жерлицы, рогатульки висячие проверять. Активно живцы работают, круги нарезают. На двух – лишь щучки-двухлетки на тройниках засеклись.

Не бывает хорошего много: то и подтвердили туристы-байдарочники, остановившиеся на ночевку близ нашего стана. Под чистую смели предложенное рыбное ассорти.

Песни под гитару тревожили окрестности до зачатков рассвета. А с первыми лучами втроем поплыли уж не проверять, а снимать снасти – исчерпывался лимит времени, отпущенного нам с Мишкой на удовлетворение рыбацкой страсти. Хоть и удалось прикемарить у костра чуток более часа, но лица наши свежи и помыслы чисты – сказывается влияние не загаженной, почти первозданной природы.

Проплыли по руслу реки вверх по течению и… надо же, на девяти (!) из  пятнадцати жерлиц ходила, пригибая и дергая ветви дерев, добыча. Щуки, но небольшенькие – около килограммового веса – на малой родине моей – Смоленщине таких называли щупаками, недорослями то бишь.

 – Спиридонович, – обращаюсь уважительно к гостей принимающему, – откуда клев зубастых столь впечатляющий?

 – Так всегда в июне бывает: щучка-травянка молодая «беснуется», а матерая к глубинам с родниками холодными, чтоб жару пережить, перебирается. Приедете по осени иль по перволедью, так и ее спроворим, – не замедлил ответ.

Оставшуюся часть ото дня светового посвятили купанию, сборам к отъезду.

Лешак доплавил нас к подъему в селенье, сопроводил до двора. Радушно распрощался, а сам… к своему рыбацкому «логову» отправился, рыбки чтоб наловить-присолить да повялить. Немалый то приработок к незавидной пенсии старика…

Юрий Демин, г. Воронеж