Коварство таёжного Мырчана

Юрий Жекотов, г. Николаевск-на Амуре

Есть что-то интригующее во многих дальневосточных географических названиях перевалов, хребтов, рек... Часть этих названий пришло к нам из далёкого прошлого, когда первооткрыватели-европейцы записывали их со слов народов населяющих азиатскую часть России. Нет сомнения, что коренные народы, Сибири и Дальнего Востока, были тогда гораздо ближе к природе по сравнению с современным человеком, замечали и устанавливали в окружающем мире закономерности, непонятные и недоступные человеку, с рождения пользующегося "благами цивилизации". Не случайно проводниками не только в лесу, но на определённых этапах и жизни известных исследователей и писателей В. К. Арсеньева и Г. А. Федосеева были Дерсу Узала и Улукиткан. 

Далеко не все названия из-за забвения ряда языков малых народов мы сейчас можем перевести и понять, не знаем, что они обозначают. И об этом стоит только сожалеть. Ведь каждое наименование, которое дошло до нас через века, а может, тысячелетия имеет своё основание и часто связано с историей, древней легендой или преданием, прошедшим событием, природным явлением или аномалией. Они, возможно, могли бы нам о многом рассказать, а может, о чём-то предупредить или предостеречь.

Задуматься о вышесказанном меня заставила одна рыбалка на речке Мырчан и события, которые в это время там происходили. Особенный интерес связан с тем, что один из возможных переводов, как я узнал позднее, слова Мырчан с нивхского на русский язык - Коварный шаман.

Река Мырчан, берущая начало с высокого таёжного хребта и впадающая в достаточно крупное, но мелководное озеро Чля, всегда привлекала моё внимание, когда я рассматривал на карте северную часть Хабаровского края. Так как никто из известных мне рыболовов на Мырчане не рыбачил, было интересно выступить в роли исследователя и "первооткрывателя". В середине октября мы с Альбертом Николаевичем, моим коллегой по работе и опытным рыболовом, отправились в путешествие на Мырчан.

Таёжные перевалы, укрытые первым, но теперь оставшимся до весны снегом, окружали раздетые стужей лиственницы и спрятавшиеся от грядущих холодов под пушистые зелёные шубы ели и пихты. 

Воды Мырчана, бегущего через неизведанный распадок, были серыми от отражающегося в них, плотно затянутого низкими облаками, неба. В местах, где течение реки было не таким быстрым, неровная ледяная кромка обрамила берега. В первом же Мырчанском омуте, находящемся сразу после переката, вылавливаем пару десятков ленков и хариусов. Альберт Николаевич и на этот раз, не изменяя привычке, не выпуская машину из поля видимости, остаётся рыбачить возле дороги, экспериментируя, какая наживка более уловистая. Я же решаюсь разведать речку ниже по течению.

Вдоль реки, берег которой завален полусгнившими стволами деревьев и густо зарос побегами ивы, очень сложно перебираться. Дно реки зыбкое, будто кто-то только что насыпал не успевший осесть песок. Но по правому берегу нахожу звериную тропу и, используя её для своего продвижения вниз, огибаю особо топкие и заросшие участки берега реки.

Чем дальше ухожу - тем более интенсивный клёв, который заставляет обо всём забыть. Наживку берёт ленок и хариус, весом 250-300 г. Не избалованная человеческим вниманием рыба ловится на всё: вареную икру, розовую и оранжевую мушки, червя. Поплавок спокойно не проплывает больше метра. Когда клёв становится менее активным, меняю виды наживок, и он возобновляется с удвоенной силой. Ловлю и не могу остановиться. Ладно, ещё пяток и хватит, ещё парочку, ну последнюю и ...

Большая, старая чезония - реликтовое дерево с прямым стволом - рухнула возле меня, едва не задев ветвями. Но это я понял позднее. А в первое мгновение, не разобравшись в причинах внезапного грохота и треска, глотаю воздуха, больше чем вмещают лёгкие и начинаю кашлять, на глазах наворачиваются слёзы. Отдышавшись, почему-то вспоминаю своего знакомого Володю, который считает, что ничего вокруг просто так не происходит, во всём свой смысл, знак. Так, например, если во время обеда у Володи из рук ложка выпадёт, то он это блюдо есть не будет, отодвинет. Мало ли чего.

Решаю возвращаться. Выбрав более открытое место, укорачиваю путь. Выйдя  к реке, замечаю, что если ориентироваться по течения реки, то опять иду к озеру, удаляясь от машины. Удивлённо осматриваю место вокруг. Перехожу на другой берег реки и меняю направление на противоположное. Неожиданно оступаюсь, правая нога проваливается в прикрытую листвой яму, я по инерции падаю вперёд, рюкзак с рыбой перемещает общий центр тяжести и придавливает меня к земле. Выбираюсь из ямы, ощупываю ноющую ногу. Болит, но вроде кость цела. "Так тебе и надо хапуга", - ругаю сам себя.

Через  сотню шагов подхожу к Мырчану и обнаруживаю, что, судя по течению реки, по прежнему иду к озеру. Ерундистика какая-то получается. Теперь передвигаюсь обратно вдоль реки, распутывая все её повороты. Становится понятной причина моего замешательства. Мырчан делает два изгиба и становится похожим на английскую букву S.

Альберт Николаевич по-прежнему рыбачит у моста. Его улов гораздо скромнее моего. Воодушевленный моим успехом, он решает пройти вниз по течению. Предупреждаю товарища об извилистости русла реки, а сам ухожу рыбачить вверх от моста. "Я метров 100 пройду вниз, не больше", - перед нашим расставанием говорит товарищ.

Вверху реки клевало хуже, чем ниже по течению, и часа через полтора я вернулся к мосту. Альберта Николаевича здесь не было. Посчитав, что он, попав на уловистое место, увлёкся рыбалкой, не проявляю особого беспокойства. Но проходит полчаса, затем час. Оставив рюкзак у машины, прохожу около 500 метров вдоль реки.  Странно, но Николаича, который раньше не уходил далеко от машины, на этом участке реки нет. "Может где-нибудь разошлись", - делаю вывод я.

Возвращаюсь к машине. Никого. Начинает холодать. Тёплая куртка и вещи - в закрытой кабине машины, ключи от которой у Николаича. Что-то случилось, но что? Неужели, несмотря на моё предупреждение, перепутав направление течения, он ушёл в обратно сторону к озеру Чля? Маловероятно. Тогда что - оступился, или, решив срезать путь, заблудился? А может, что-то со здоровьем, ведь в прошлом году Альберт Николаевич отметил юбилей - 65 лет. Иногда жалуется на сердце. Отправляюсь вновь вдоль реки.

На этот раз углубляюсь в тайгу километра на два. Мои тревожные выкрики-позывные "Эгей, Николаич!?" вязнут во влажном воздухе Мырчанского распадка. У одного из поворотов реки слышу громкие всплески на реке.

Подойдя ближе к источнику шума, замираю. Это нерестовая яма. Несколько пар кеты, раскрашенных в красно-жёлтый цвет, с неровными поперечными полосами по бокам, ведут свой брачный танец. Несколько рыбин, уверенных в своей безопасности, стоит на мелководье, так что наполовину виднеются их тела из воды. Самцы, крупнее, чем самки, с деформированными челюстями, так что хорошо видны обнажённые острые зубы, кружатся вокруг избранниц, наклоняясь и извиваясь телом, поднимаются к поверхности, бьют хвостом и вновь опускаются к своим избранницам. Этот танец - венец их жизни. Кета забралась сюда, чтобы отнерестится - дать продолжение своему роду и умереть.

Ближе к озеру Чля Мырчан расширил своё русло и умерил скорость течения. Берега реки становились более болотистыми и наименее проходимыми. Обгорелые изваяния деревьев, похожие на мифические существа, возвышаются над кустарниковой болотной растительностью. Кругом, на сколько хватало силы зрения, моего товарища не видно. Поворачиваю к машине, не теряя надежду, что Николаич давно дожидается меня там.  

У сопки, в нескольких десятках метрах от реки, натыкаюсь на кету с выеденным хребтом. Когда проходил первый раз, то её не заметил, или её тогда ещё не было. Где-то рядом медведь. Громко окликаю товарища. Тихо, не слышно голосов птиц, даже ветер стороной обходит это место. Гоню худые мысли из головы, но они настойчиво лезут обратно. Теперь что-то зловеще-шипящее слышится в шорохе старой опавшей листвы, завораживающе смеётся и зовёт за собой изгибающаяся змеёй ледяная река.

У машины никого... Уже прошло 6 часов, с тех пор как я последний раз видел Николича.

У моста появляется небольшая грязно-рыжая собака. Она, низко склонив голову к земле, что-то ищет. Окликаю её. Собака напрягается всем телом, резко вскидывает голову, смотрит в мою сторону, а затем срывается с места и скрывается за лесными деревьями. В последний момент успел разглядеть, что за собаку я принял вышедшую на вечернюю мышковку ещё не вылинявшую к зиме лису. Звери здесь чувствуют себя безбоязненно - это их дом.

От трения солнца о горизонт разгорается кровавый закат. Стремительно темнеет. Длинные тени от деревьев сливаются воедино. Наступает ночь.  Когда было светло, это не замечалось, а сейчас обращаю внимание на странный звук, который издают бегущие воды реки. Как будто кто-то стонет. Мне становится не по себе. Оглядываюсь по сторонам, мурашки бегут по спине - с ближайшей сопки за мной наблюдает какое-то существо. Его два немигающих круглых глаза отлично видны на тёмном фоне. Раздаётся протяжный вой зверя... Тьфу ты, нечистая сила! Так это же автомобиль.

Чтобы как-то сообщить о причине нашей задержки в город, пытаюсь остановить машину, фары которой высветили из-за поворота дороги. Но водитель проносится мимо, даже не притормозив. Но оно, наверное, и понятно - на лесной дороге ночью человек. Кто знает, с какими намерениями он пытается остановить машину.

Настроение хуже некуда. Вряд ли будет ещё какой-то транспорт. Но примерно через час показалась новая машина. Чтобы не упустить свой возможно последний шанс передать сообщение в город, перегораживаю автомобилю путь. Из джипа вылезают три мужика, у одного в руке какой-то длинный предмет. "Монтировка", - догадываюсь я. Быстро и сбивчиво объясняю, в чём дело, и прошу, чтобы позвонили по названному телефону, сообщили родственникам о сложившейся ситуации и, если к утру не приедем в город, прислали подмогу для поиска Альберта Николаевича. Мужики, пообещав выполнить просьбу, уезжают. 

Чищу несколько ленков. Желудки хищной рыбы оказываются забитыми лососёвой икрой. Нанизываю рыбу на прутья и поджариваю на костре. С нагулянной за тёплый период рыбы сочится жир. Но без соли  и приправы нет того вкуса, к которому я привык, готовя рыбу дома. Да и откуда взяться аппетиту. Но осенняя ночь длинная, а мне ещё завтра понадобится много сил. Заставляю себя съесть несколько кусков рыбы.

Шумно потрескивает костёр, беспощадное пламя жадно пожирает сухие, смолистые ветки лиственницы. Огненные языки ослепляют безостановочным  танцем. "Точно так же горел костёр здесь и много-много лет назад, возле такого же костра, ведя разговор с потусторонними силами, камлал шаман", - почему-то начинаю думать я. Встряхнув головой, пробую прогнать беспокойные мысли. Затем, прислонившись спиной к рюкзаку, пытаюсь ещё раз разобраться, куда подевался товарищ. 

Мои мысли, так и не сумев решить этот вопрос, опять несколько отклоняются: "Что же ты за речка такая? Кто или что такое - Мырчан? Какое-то мифическое существо или злой дух, или, может, так раньше называли  яркую звезду"? Неожиданно слышу далёкий, приглушённый голос: "Я зд-е-сь". Вздрогнув, оглядываюсь по сторонам, ощупывая ослепленными от пламени костра темноту. Через некоторое время слышу, как хрустнула недалеко ветка, затем раздался скрежет мелких камешков под чьей то тяжёлой ногой, и уже более четкий, но слабый голос повторил: "Я здесь". Так это же Николаевич. Помогаю товарищу подняться по крутой придорожной насыпи. 

Уже в кабине угощаю "страдальца" ленками, расспрашивая, что с ним произошло. Альберт Николаевич убеждает меня, что спустился по Мырчану, как говорил, метров на 100, максимум 150, и, обловив место, отправился по другому берегу в обратную сторону. Прошёл немного, по его расчётам уже давно должна быть дорога, но почему-то он никак не мог до неё дойти. Но, понимая, что машина выше по течению, шёл в верховье около часа. Но моста и дороги нигде не было, а речка становилась мелководной.

Не понимая, что происходит и почему он никак не может добраться до места нашей стоянки, запаниковал. Пошёл в обратную сторону. Тот же результат. Так, растерявшись, долго ходил вдоль речки. Постепенно его стала одолевать мысль, что надо идти по течению, все реки куда-нибудь да приводят. Уже почти стемнело, когда с открытого места он услышал шум идущей машины. Сориентировавшись, пошёл на звук.

Чем дальше отъезжали мы от Мырчана, тем более нелепыми и смешными мне казались ещё недавние страхи. Уже подъезжая к  городу, заметил, что куртка Николаича надета пуговицами назад. Улыбаясь и переодевая куртку, товарищ объяснил, что, заблудившись, вспомнил один, ещё бабушкин, заговор. Если потеряешься в лесу, нужно надеть одежду задом наперёд, поклонится на четыре стороны и произнести  обращаясь к лесу: "Откуда пришёл - туда и выведи".

Уже дома я ещё раз внимательно посмотрел карту Мырчана, и мне стала понятной причина блуждания Альберта Николаевича. Товарищ ходил вдоль правого притока Мырчана, который бежит, не пересекая лесную дорогу. Когда Николаич шёл вниз по течению, его не заметил, а перейдя реку вброд и возвращаясь к машине, отклонился по притоку в сторону. Вот так путём логических размышлений были преодолены суеверия и предрассудки, которые ещё иногда овладевают умом впечатлительного рыболова. Мои слуховые и зрительные галлюцинации, наши приключения на реке Мырчан можно было принять за простое стечение обстоятельств.  

Но когда я уже заканчивал рассказ, произошёл сбой программы, компьютер начал "есть" буквы и слова. Мырчан был вновь чем-то недоволен...

Рыбалка круглый год № 23(109), 2006 г.