Конец лета
Илья Нужин
Лето, как известно, рождается из весны, а весна выдалась престранной. Одаривала мокрым снегом, неустроенной сыростью пустынных улиц, настороженным взглядом поверх снежно-белых масок, от которых усталые лица казались словно укутанными в зиму. Вслед за первым несмелым весенним теплом потянулись к окнам бледные фигуры, а снежных масок на улице становилось с каждым градусом тепла все больше и больше, глаза поверх масок таяли, становились живыми и текучими, словно весенний ручей.
Жизнь всегда побеждает зиму.
Зелеными караванами потянулись электрички с дачниками, пока еще полупустые – на север и восток, запад и юг, и эти смелые люди казались пилигримами человечества в мир пробуждающейся от спячки природы. Мы тоже живы, мы проснулись! А за окнами электричек тянулись извечные, равнодушные к человеку и независимые от человека пейзажи. Существующие вне, принимающие человека как гостя – но не более. Прозрачные березки, все ажурно-зеленые от проклюнувшихся почек, задумчиво перебирали на ветру тонкими пальцами. Угрюмые ельники, сбросив с себя тяжелые зимние одежды горностаевого меха, расправили плечи и глядели на путников гордо, с вызовом. Лейтмотивом всему была зелень.
Зелень выходила из-под полога леса победным парадом – полк за полком, раскинув зеленые полотна, и не было конца этой зеленой толпе – она струилась и переваливала через пеньки, лезла на край насыпи и разбивалась о камни морскими волнами. Потолком этому весеннему миру служила небесная лазурь, разбавленная недостижимо высокими и непостижимо свободными барашками кучевых облаков.
Порой лето нарождается незаметно – как незаметно воды реки вливаются в море, становясь чем-то иным и большим, а иногда лето рождается совсем по-человечьи – с криком, болью и судорогами.
Начинается все издалека – с жаркой духоты, белесого марева над горизонтом. Следом появляются волхвы предстоящего рождения – высокие, многоэтажные башни кучевых облаков, а горизонт все набухает и набухает чернильной синевой. И вот, наконец, она первая гроза! Неистово мечется ветер, поднимает столбы пыли, рвет свежую, незапачканную листву – не от злобы, а в извечном порыве родовых схваток. Уж если попал под раздачу – не обессудь!
Все сильнее и сильнее бьют ритуальные барабаны грома, звук из глухого бормотания превращается в бугристые раскаты, летящие по речной долине в бессмысленной и нелепой попытке догнать слепящее белое пламя молний.
И вот, наконец, небо прорывает!
Гулкой занавесью мир накрывает пеленой дождя. Вода струится ручьями, застывает мелчайшей водяной пылью разбившихся о подоконник капель всюду запах прибитой дорожной пыли и мокрой листвы. Лето родилось.
А дальше лету одна дорога – в рост. Лето не знает детской смертности. Разве что приболеет – и тогда затянет небо облаками, зарядят июньские дожди, а реки, взбунтовавшись против привычного уклада, совсем по-весеннему поднимутся и потеряют свои берега.
Вместе с реками потеряют покой и рыболовы больного лета – словно неприкаянные души, обреченные на вечные скитания между сезонами. Лето, в отличии от людей, о вечности не знает – и выздоровев, с жаром и энтузиазмом примется за работу. Взметнутся ввысь бесконечные луговые травы, а всякая малая река отрастит на зависть соседкам тугие зеленые косы водорослей, среди которых задумчивые широколобые голавли будут ждать счастливчиков-рыболовов. Отгорит июльский максимализм, пройдет юношеская спесь, и наливным яблоком выкатится август – время зрелости. Тут уже не до вольностей – все степенно, все по-взрослому. Август пахнет медом потяжелевших трав, вином первых туманов. Такой же степенной и зрелой сделается и рыбалка. Август – время трофеев, время подведения первых итогов.
…А где-то на берегу затерянной в лугах речушки запалили костер двое мальчишек. Того, что постарше, долговязого и нескладного, зовут Илья; тот, что помладше – Санек. Закат давно отгорел, и на мир опустились сизые августовские сумерки – все вокруг сделалось бесплотным и зыбким, над речной долиной пластами завис густой, как сметана, туман.
Пока разгорался огонь, мальчишки тряслись от холода – не раз и не два за этот вечер приходилось отцеплять снасти, залезая в студеную, почти уже осеннюю, воду.
Сухие ивовые дрова горят ярко и без дыма – сгорая почти без остатка, превращаясь в невесомый пепел, который тут же подхватывает легкий ночной ветерок. Отогрелись. Облака, нависавшие над заходящим солнцем, затянули все небо слабо-фосфоресцирующей дымной коркой. Ребята молча смотрят на темную, подернутую рябью поверхность реки, бегущей внизу, под обрывом. Пора уже возвращаться – рано утром надо ехать в город, а по приезду, как с корабля на бал – на школьную линейку. Костер почти догорел, и Санек, поддев головню кончиком сапога, сталкивает горящую деревяшку в реку. Кувыркнувшись несколько раз, она с шипением погружается в воду, выдав над поверхностью облачко пара. Над головами мальчишек в облаках, словно две полыньи, распахиваются два восхительно-ярких звездных портала.
Вот и лету конец…
Нижегородский рыболов № 4(81), 2020 г.