К зиме запасы
В октябре ночи холодные и длинные. Вечер наступает рано, и, посидев при лампочке от автомобильного аккумулятора часок-другой, нас потянуло ко сну. Рано утром, чуть забрезжил рассвет, мой друг быстренько развел тлеющий всю ночь костер, повесил чайник над огнем и через несколько минут позвал меня к столу.
По утрам я, кроме стакана кофе, ничего вовнутрь не принимаю. Мой же друг, следуя заветам Суворова - "Завтрак съешь сам...", с утра всегда старается плотно поесть. Мне остается только завидовать его аппетиту, но пересилить себя никак не могу: по-прежнему, начиная с детства, в рот по утрам ничего не лезет.
Убрав со стола полиэтиленовую пленку, Виктор несколько удивленным тоном спросил:
- Ты не убирал еду со стола?
- Мы же вместе "отвалили" на ночлег. Ты что, забыл?
- Да, вроде, помню. Но куда же тогда девались колбаса, кусок сала, сыр, куски хлеба?
Я, наконец окончательно проснувшись, подошел к столу и тоже удивился:
- Вроде, все оставляли на столе, и в то же время, куда-то все пропало. Так это, наверно, ласка поработала, - догадался я, вспомнив, как она мелькнула в кустах около воды, когда мы разгружали багажник автомобиля. - Вот проказница!
- К зиме запасы, наверно, делает, - решил Виктор. - Ладно, не будем ее ругать. От нее все равно больше пользы, чем...
Он хотел сказать "вреда", но язык не повернулся произнести это слово.
Все, что было нарезано, этот маленький, и проворный зверек куда-то унес. Но основные продукты лежали в багажнике в хозяйственной сумке, и мы лишь посмеялись над проделками маленькой воришки. Веселое обстоятельство немного подняло мой аппетит, и я, запив кружкой горячего кофе, съел бутерброд с сыром.
Подкачав лодки, размякшие за время ночного холода, мы усердно хлестали водоем своими спиннингами, удаляясь от лагеря. Не заметили, как оказались в двух километрах от нашей стоянки, увлекшись ловлей небольших щучек до килограмма весом. На мелководье между пней, торчащих повсюду из воды, крупные экземпляры почему-то не попадались, хотя летом на живца частенько удавалось "заарканить" трех-пятикилограммовые экземпляры.
В двенадцать часов, как и договаривались, причалили к берегу, чтобы сварить вермишель с тушенкой. В котелке оставалась вчерашняя уха, превратившаяся в желе. Договорились, что разогревать ее не будем: уж больно вкусна она в холодном виде. Подойдя к столу, мы оба остолбенели. Вермишель, на которую ночью ласка не обратила никакого внимания, была до последней крошки расклевана сороками, которые при нашем прибытии с возмущенным стрекотом удалились в глубину леса.
- Придется довольствоваться ухой, - сказал Виктор и снял котелок с сучка, торчащего на высоте человеческого роста, так как бывало, что оставленный котелок где-нибудь на пеньке, оказывался чисто вылизанным какой-то очень уж умной собакой, прибегающей из деревни, что в пяти километрах от нашего лагеря.
Котелок заведомо был накрыт полиэтиленовым пакетом, чтобы туда не попали падающие с деревьев последние листья. Но пленки на котелке не оказалось. Сороки содрали ее и полакомились кусками рыбы из ухи. Виктор брезгливо вылил остатки на землю.
- Вот ворье! - возмущенно произнес он. - Ласка против них безобидный воришка.
- Да, уж, - только и смог ответить я. - Хорошо, хоть пойманную рыбу убрали под машину, а то бы...
- Верно. А то бы домой пустые поехали.
Я поднял капот, чтобы подключить аккумулятор.
- Виктор, поди сюда.
- Что случилось? - заволновался он.
- Посмотри...и я показал на продукты, пропавшие ночью.
Кусочки колбасы были рассованы за аккумулятор и за запасное колесо, сыр и сало лежали на самом колесе, хлеб торчал из разных уголков подкапотного пространства.
- Ласка решила, что мы и машину ей здесь на зиму оставим, - смеясь, отреагировал Виктор на проказы маленькой зверушки.
Мы собрали все рассованные продукты в один пакет и спрятали в куче хвороста, куда сороки не смогут добраться, а ласка по запаху легко найдет с таким трудом доставшееся ей пропитание.
Георгий Шелехов, г. Н. Новгород
По утрам я, кроме стакана кофе, ничего вовнутрь не принимаю. Мой же друг, следуя заветам Суворова - "Завтрак съешь сам...", с утра всегда старается плотно поесть. Мне остается только завидовать его аппетиту, но пересилить себя никак не могу: по-прежнему, начиная с детства, в рот по утрам ничего не лезет.
Убрав со стола полиэтиленовую пленку, Виктор несколько удивленным тоном спросил:
- Ты не убирал еду со стола?
- Мы же вместе "отвалили" на ночлег. Ты что, забыл?
- Да, вроде, помню. Но куда же тогда девались колбаса, кусок сала, сыр, куски хлеба?
Я, наконец окончательно проснувшись, подошел к столу и тоже удивился:
- Вроде, все оставляли на столе, и в то же время, куда-то все пропало. Так это, наверно, ласка поработала, - догадался я, вспомнив, как она мелькнула в кустах около воды, когда мы разгружали багажник автомобиля. - Вот проказница!
- К зиме запасы, наверно, делает, - решил Виктор. - Ладно, не будем ее ругать. От нее все равно больше пользы, чем...
Он хотел сказать "вреда", но язык не повернулся произнести это слово.
Все, что было нарезано, этот маленький, и проворный зверек куда-то унес. Но основные продукты лежали в багажнике в хозяйственной сумке, и мы лишь посмеялись над проделками маленькой воришки. Веселое обстоятельство немного подняло мой аппетит, и я, запив кружкой горячего кофе, съел бутерброд с сыром.
Подкачав лодки, размякшие за время ночного холода, мы усердно хлестали водоем своими спиннингами, удаляясь от лагеря. Не заметили, как оказались в двух километрах от нашей стоянки, увлекшись ловлей небольших щучек до килограмма весом. На мелководье между пней, торчащих повсюду из воды, крупные экземпляры почему-то не попадались, хотя летом на живца частенько удавалось "заарканить" трех-пятикилограммовые экземпляры.
В двенадцать часов, как и договаривались, причалили к берегу, чтобы сварить вермишель с тушенкой. В котелке оставалась вчерашняя уха, превратившаяся в желе. Договорились, что разогревать ее не будем: уж больно вкусна она в холодном виде. Подойдя к столу, мы оба остолбенели. Вермишель, на которую ночью ласка не обратила никакого внимания, была до последней крошки расклевана сороками, которые при нашем прибытии с возмущенным стрекотом удалились в глубину леса.
- Придется довольствоваться ухой, - сказал Виктор и снял котелок с сучка, торчащего на высоте человеческого роста, так как бывало, что оставленный котелок где-нибудь на пеньке, оказывался чисто вылизанным какой-то очень уж умной собакой, прибегающей из деревни, что в пяти километрах от нашего лагеря.
Котелок заведомо был накрыт полиэтиленовым пакетом, чтобы туда не попали падающие с деревьев последние листья. Но пленки на котелке не оказалось. Сороки содрали ее и полакомились кусками рыбы из ухи. Виктор брезгливо вылил остатки на землю.
- Вот ворье! - возмущенно произнес он. - Ласка против них безобидный воришка.
- Да, уж, - только и смог ответить я. - Хорошо, хоть пойманную рыбу убрали под машину, а то бы...
- Верно. А то бы домой пустые поехали.
Я поднял капот, чтобы подключить аккумулятор.
- Виктор, поди сюда.
- Что случилось? - заволновался он.
- Посмотри...и я показал на продукты, пропавшие ночью.
Кусочки колбасы были рассованы за аккумулятор и за запасное колесо, сыр и сало лежали на самом колесе, хлеб торчал из разных уголков подкапотного пространства.
- Ласка решила, что мы и машину ей здесь на зиму оставим, - смеясь, отреагировал Виктор на проказы маленькой зверушки.
Мы собрали все рассованные продукты в один пакет и спрятали в куче хвороста, куда сороки не смогут добраться, а ласка по запаху легко найдет с таким трудом доставшееся ей пропитание.
Георгий Шелехов, г. Н. Новгород