И мы бурили!
Геннадий Трошин
"Рыболов-спортсмен", №38, 1978 г.
После обеда ко мне забежал Сорокин и, наклонясь к самому уху, таинственно прошептал:
- Ты на Медвежьем бывал?
- Приходилось как-то летом. Ловил окуней, щук. Далековато оно, у черта на куличках! А что?
- А то, беспечная твоя душа, что там сейчас плотва, окуни и лещи валом валят! Опустил мормышку - лещ, опустил - сорожка... Люди оттуда пудами рыбу везут. И никто пока об этом не знает. Мне сейчас по телефону Шапкин из автохозяйства звонил. Мы с ним друзья. Так вот он и известил по секрету. Завтра они собираются. Могут нас прихватить. Согласен?
- Еще бы! Какой может быть разговор!
- Только остальным молчок.
Озеро хотя и большое, но чем меньше народу, тем лучше.
Сорокин исчез, а я принялся размышлять: брать ли с собой жерлицы, блесны или обойтись одними мормышками? Пока раздумывал, раздался телефонный звонок. Тарабанил Свиристелко с валяльной фабрики.
- Ты куда завтра собираешься?
- Пока толком не знаю... - замялся я.
- Не темни. Опять, наверно, уловистое место пронюхал?
В общем, вынудил. Сказал-таки я ему про Медвежье. Как-никак, друг... И, конечно, предостерег, чтобы никому ни гу-гу. Через час в кабинет заглянул начальник участка Сверчков.
-Так-так, - многозначительно заговорил он, усевшись напротив и барабаня пальцами по столу. - А я вас считал, товарищ Ершов, настоящим рыболовом-спортсменом, активным общественником нашего ремонтно-строительного участка. Нехорошо.
- Что нехорошо?
- Нехорошо отрываться от коллектива, скрывать мысли от своих товарищей. Кстати, и Виолетта Пафнутьевна такого же мнения.
Она - член месткома. Правильно заметила, что все мероприятия надо проводить организованно. Вы завтра на Медвежье собираетесь? "Проговорился-таки Сорокин", - с досадой подумал я и невольно утвердительно кивнул головой.
- Собираетесь, даже не известив меня. Зная, что я тоже до страсти уважаю рыбалку. А ведь мы могли бы поехать на нашей служебной машине. Для такого дела мне транспорта не жалко. Нехорошо, - повторил он и полез в карман за папиросой.
- Нехорошо, - согласился я и предложил организовать коллективную поездку на озеро.
Этого было достаточно. От слов Сверчков сразу же перешел к делу: дал команду немедленно раздобыть двадцать коробок мотыля. Вот что значит начальник!
Глубокой ночью, когда ярко светили звезды и большущей тарелкой белела Луна, мы собрались у конторы и тронулись в путь. Машина была набита до отказа. Набралось около тридцати человек. И все с бурами, пешнями, ящиками. Сверчков даже мешок прихватил. На всякий случай. Им мы завесили вход, чтобы не задувало в крытый кузов.
- Ну и народу! - не выдержал я. - Откуда столько?
- Ума не приложу, - прошептал Сорокин, притиснутый к самому борту. Этот, - кивнул он в сторону усатого дяди в башлыке, - друг нашего начальника. За ним - вроде двоюродный брат, племянник. А наших - раз-два и обчелся...
Нас долго трясло, мотало, морозило. До озера добрались лишь к рассвету. Высыпали на лед и опешили: у левого берега над лунками склонилось с полсотни человек. В одном из них я узнал Свиристелко. Мне даже почудилось, что он показал язык.
Предводительствуемые начальником, который был в собачьих унтах и лохматой шубе, мы подались вправо, но там тоже лед напоминал разворошенный муравейник: чернели фигурки рыболовов, ухали пешни, скрипели ледобуры. И все же мы нашли свободное место. С километр пониже. Вгрызлись бурами в лед, сели у лунок - тишина. Попробовали на глубине - то же самое. А дальше стали бурить и бить лед без разбора. Сверчков шубу сбросил - до того жарко стало. И мы с Сорокиным взмокли. То и дело прикладывались к термосу с чаем, чтобы утолить жажду.
К обеду озеро до того искромсали, что оно стало напоминать переднюю линию фронта после бомбежки. И все безрезультатно. Никто не выловил даже захудалого ершишки. Начальник временами останавливал на нас с Сорокиным долгие взгляды. В конце концов терпение его лопнуло, он подал команду грузиться.
Когда мы отъезжали, на озере показалась заиндевевшая лошадка, запряженная в легкие санки. В них сидел фотокор районной газеты Троеглазов и еще кто-то. Троеглазов махнул нам рукой, но Сверчков не удостоил его внимания. Машина, фыркнув, выбралась на дорогу и покатила домой.
Через день перед обедом Сорокин сунул мне под нос газету.
- Смотри, читай, беспечная твоя душа!
С четвертой страницы на меня смотрел улыбающийся Шапкин. Ниже подпись: "Диспетчер автохозяйства В.Н. Шапкин работает общественным инспектором рыбоохраны сравнительно недавно, но за короткий срок сумел проделать немалую работу. Позавчера по его инициативе рыболовы-любители автохозяйства, валяльной фабрики, быткомбината вышли на лед озера Медвежьего, чтобы спасти водоем от замора. Благодаря усилиям рыболовов и смекалке т. Шапкина обитателям озера больше не угрожает опасность кислородного голодания". Мнениями обменяться мы не успели. В кабинет влетел Сверчков, скользнул взглядом по газете, нахмурил брови.
- Теперь мне понятно, почему клева не было, - многозначительно сказал он. - Теперь мне людям...
Дробный стук каблучков прервал его мысль. В дверях показалась Виолетта Пафнутьевна. В руке - газета, на лице - тревога:
- Виктор Иваныч! Почему о нас в заметке ни слова? И мы бурили!..
