Два Чунаря
Эту историю у нас в деревне до сих пор помнят. Чунарю тогда было лет пятнадцать, когда это случилось. Как-то договорился он с Мишей Радушкиным вместе на Долгий Омут сходить. Мишу Радушкина у нас тоже хорошо помнят. Иногда его еще Никаноровичем звали. Про Никаноровича можно сто разных историй рассказать. Тоже ходячий анекдот. Он тоже в нашей деревне родился. Я даже имя его менять не стал. Миша уже умер, а родственники, думаю, на меня обижаться не будут. Так вот, Миша Радушкин был лилипутом.
Семья у Радушкиных была большая, все дети нормальные. А вот Миша и его младшая сестра уродились карликами. Рост их где-то метр десять. Как грузины говорят, метр с кепкой. Миша - нормальный мужик, только ростом не вышел. Он был одногодком с моим отцом. Они даже друзьями были, и в армию их вместе брали. Правда, Мишу только за государственный счет в город Новосибирск свозили и тут же выдали ему "белый" билет.
Так вот, Миша Радушкин был заядлым охотником и рыбаком. У него и ружье было такое же маленькое, как и сам охотник. Двустволка тридцать второго колибра, лодка железная, больше на корыто похожая. Он на ней и уток стрелял, и рыбачил.
Карлик у нас знаменит. Он был артистом и в группе лилипутов выступал в цирке. В отпуск обычно приезжал в родную деревню. Здесь он и рыбачил, и охотился.
С Чунарем, возможно, Миша не стал бы связываться, но в те времена в нашей речке рыба клевала хорошо, можно сказать, отлично клевала. Уловы большие. Нормальному человеку, например, пятнадцатилитровое ведро рыбы тащить тяжело, а уж карлику и подавно. Вот и подружился Никанорович с Чунарем, надеясь, что тот ему улов домой донесет.
На рыбалку они решили пойти пораньше. Пока до омута дойдешь, пока то да се - и солнце взойдет. В то тихое летнее утро Мише что-то не спалось. Встал он рано, еще потемну. Подошел к дому Чунаря, а у того в доме темно, спят люди. Постоял, постоял у ворот и отправился один. Постеснялся стариков будить. Ладно, думает, у Чунаря ноги долгие - в два счета его догонит. А до омута километров семь топать. Идет, семечки подсолнечника лузгает. Еще с вечера на огороде большую шляпку срезал. Семечки крупные, зернышки спелые, ядреные, будто налитые. Любил Миша семечки щелкать. Пока на рыбалку идет, шляпку слущит.
Когда шел по деревне, его собаки лаем провожали. Собаки Никаноровича почему-то не любили. Хоть Мише в ту пору было под сорок, но он от мальчишек ничем не отличался. Иногда даже дразнил собак, бросал в них камни.
Скоро деревня кончилась, и собаки отстали. Миша шел не спеша, иногда останавливался, оглядывался. Но Чунаря почему-то не было. На плече у рыбака было две удочки, на удилах болталось ведро, а в ведре позванивала железная консервная банка с червями. Дорога проходила по берегу реки. Было тихо и пустынно.
Скоро он вышел к Цыганским кустам. Это было заросшее камышом и рогозом обширное болото. Когда-то вокруг росли кусты тальника, деревья, теперь ни кустов, ни деревьев не осталось. Видимо, в давние времена у кустов останавливались цыгане, поэтому и называлось это место Цыганскими кустами. Миша снова остановился. Огляделся - нет Чунаря. И он впервые за это время пожалел, что не разбудил парня.
Чунаря разбудила мать.
- Ты чо это спишь? Собирались на рыбалку, а сам дрыхнешь. Скоро светать будет, - она толкнула сына под бок. - Вста-
вай. Вот-вот должон Никанорович прийти.
У Чунаря все было приготовлено с вечера. Он соскочил, быстро умылся. Хотел уже бежать, но мать его остановила.
- Садись, поешь хоть молока с хлебом. А то день-то долгий.
Алеша спорить не стал. Поесть он любил. Ел Чунарь быстро, поглядывая в окно. За окном еще темно, ничего не видно. Он ел, выглядывал и поджидал Никаноровича. Но того не было.
- Чо ты сидишь? Никанорович, наверное, уже ушел давно, - сказала мать. - Собаки вон как громко лаяли. Не иначе на него.
- Он же обещал за мной зайти.
- Обещал... Ты лучше сам к нему сбегай. Человек он городской, артист. А ты кто? Мальчишка.
Чунарь так и сделал. Но старая Радушиха сказала, что Миша уже отправился на рыбалку. Должен был зайти к нему. Чунарь очень расстроился. Выходит, Миша к нему заходил, а он проспал. Забросив удочки на плечо, Чунарь пустился бегом догонять Никаноровича. Но на улице никого не было. Вот и улица кончилась - нет Миши. И на дороге он его не увидел. Странно, напарника не было. Чунарь и бежал, и шагом шел. А вот уже и Цыганские кусты, стали видны темные заросли камыша.
Едва он подошел к болоту, как вдруг:
- Оу-уу! Оу-уу! - из болота.
У Чунаря даже по спине холодок побежал. Потом в болоте "шлеп-шлеп" по воде. Совсем рядом. И опять:
- Оу-уу! Оу-уу!
Чунарь даже присел, на голове волосы дыбом встали. "Волки!" - Чунарь со всех ног пустился назад в деревню. Он бежал так быстро, как никогда до этого не бегал. Ему казалось, волки гонятся за ним.
И снова страшное:
- Оу-уу! Оу-уу!
Чунарь даже удочки бросил, пустое ведро с грохотом покатилось по дороге. Потом он вроде услышал странный крик человека. Но этому никакого значения Чунарь не придал. "Показалось", - подумал он и все бежал и бежал. А волчий вой скоро прекратился.
"Может, на Мишу волки напали?" - неожиданно подумал Алеша. - Такое впечатление, будто кричал кто".
Надо сказать, что эта история случилась в пятидесятые годы прошлого столетия. После Великой Отечественной войны в нашей Барабе волков было много. Настоящие охотники на фронтах погибли, а кто остался из мужиков (старики да дети) на волков не охотились.
Опомнился Чунарь уже в деревне. Остановился, огляделся. Никто за ним не гонится. И снова о Никаноровиче вспомнил: "Не иначе разорвали бедолагу".
Хотя и ходили разговоры о нападениях серых разбойников на человека, но в нашей деревне такого случая не было. Заскочил Чунарь во двор к Черемисину и давай в окно колотить. Когда за стеклом показалась заспанная рожа хозяина, закричал:
- Волки в Цыганских кустах Мишу Радушкина разорвали! Я еле-еле убег!
- Да ты что мелешь-то? Не может этого быть!
- Вот те крест, не вру. Так жутко выли, что у меня волосы на голове дыбом встали!
Егор Черемисин - мужик расторопный. Через минуту он стоял на крыльце с ружьем в руках. У него была старенькая одностволка двадцатого калибра. "Переломка" - как у нас тогда такое ружье звали. Егор был в черных штанах и белой нательной рубахе. На ногах кирзовые сапоги. Черемисину около сорока лет, вместе левой руки у него культя по локоть. Однако он ей, даже странно, очень ловко управлялся. Фронтовик любил охоту, но охотился больше на уток.
- Бежим! - крикнул он Чунарю и пустился бежать по улице. Следом за Черемисиным побежал и Чунарь. Но он так устал, что скоро отстал от фронтовика. А потом совсем потерял его из виду. Алеша так запыхался, что перешел на шаг. Скоро совсем плелся еле-еле.
Светало, над головой гудели комары. Пробежал тихий утренний ветерок, остудил потное тело молодого рыбака. Странно, но ни волков, ни Черемисина не было. Не слыхал он и выстрелов. Теперь камыши болота были четко видны. А у самых камышей два темных силуэта. Вроде на людей похожи. Чунарь остановился и стал приглядываться к темным расплывающимся теням.
И снова страшное:
- Оу-уу! Оу-уу!
Алеша так и сел, где стоял. Ни жив, ни мертв. Только в голове бьется опасная мысль: "Волки! Они и Егора сожрут - что им однорукий инвалид?"
А потом Чунарь услышал хохот. Веселый задорный хохот. Чунарь поднял голову и увидел, как к нему Черемисин идет, а следом за ним Миша Радушкин. Живой и здоровый. Оба хохочут.
Когда они подошли к Алеше и перестали хохотать, Миша спросил:
- Живой?
Чунарь растерянно усмехнулся и кивнул.
- Я ведь тебя решил подождать здесь, - продолжал Миша. - Только пришел, смотрю, ты по дороге бежишь. Ну, я и решил проверить твою храбрость. Ты уж извини, брат... Я ведь тебе кричал, чтобы ты остановился. Но ты, извини, так быстро бежал, что удочки потерял. Это я по-волчьи выл.
Миша высоко поднял голову, приставил ко рту ладонь и завыл:
- Оу-уу!
И опять захохотал. Через минуту серьезным голосом сказал:
- Ты извини, Алеша. Видно, я от хохота живот надорвал. Все время хохочу. Давно так не смеялся. Ты, Егор, меня тоже извини за беспокойство. Быстро ты прибежал, как настоящий фронтовик.
- Ты же цирковой артист, ты и должен людей смешить. А волки у нас водятся, сам уже несколько раз их встречал. Ну, счастливо порыбачить, - сказал на прощание Егор и отправился в деревню.
Рыбаки стояли и молча смотрели ему вслед. В душе у Чунаря творилось что-то непонятное. Он стоял и молча улыбался. Радовался, что все так хорошо кончилось. Главное, все живы и здоровы. А Миша, что с него взять? Он же артист. Правильно говорит Егор.
- Ты уж извини меня-дурака, - снова сказал лилипут, - на меня не обижайся.
- Уже не обижаюсь.
- Ну и отлично.
И они вместе отправились на омут.
Хоть в деревне над Чунарем частенько посмеивались, но он на насмешников не обижался. Ведь это здорово, когда люди смеются. Уж такой у Алеши характер.
Александр Иванов, Новосибирская обл.
